Ведьмин ключ

– Не уходил бы, дядя Филипп, – попросил Котька. – У лодки Бондин остался. Приглядит.

– Для себя приглядит, хищник. – Дымокур отряхнул фуражку, надел на коричневую от загара лысину. – В мешок с копчёнкой вцепился, как не знаю в чё…

Дымокур ушел. Капа сидела на ступеньке, обхватив плечи узкими руками. Растрёпанные волосы завесили её лицо, на земле светлой подковой валялась алюминиевая гребёнка. Котька взял Капу под руку. Она покорно дала себя поднять, и он, как слепую, повёл её в дом, усадил поближе к стенке. Помня наказ Дымокура, почерпнул ковшом воды, поднёс ей. Она отпила, подняла на Котьку глаза: огромные, растерянные, невидящие.

– Это за какое зло меня так? – Она сдавила пальцами лицо, потянула руку вниз, оставив на щеке белые полоски. И, как когда-то в пожарном сарае, Котьке показалось – выжала Капа кровь из лица, таким оно стало белым. Он снова сунулся к ней с ковшиком, она отвела его руку, встала, сонно подошла к умывальнику. Котька сам напился из ковшика, тихонько поставил его на стол. Он всё делал осторожно, стараясь не загреметь.

Капа утиралась полотенцем, а Котька стоял рядом с гребёнкой в руке, ждал, когда она возьмёт и причешется. Заметил – остановились ходики, вымотали цепочку, а гирька с довеском-гайкой втюкнулась в пол. Подтянул цепочку, качнул маятник. Он закивал чёрным кружком, мол, видите – ничего ни вернуть, ни остановить нельзя, время движется.

Капа взяла у Котьки гребёнку, небрежно махнула ею по волосам, заколола на затылке. И тут – горохом по ступенькам – прощёлкали Нелькины босоножки. Котька обрадовался: сестра старше, придумает, как быть и что делать.

– Братик мой, братка миленький! – целуя его, вскрикивала она, но резко откачнулась от Котьки, уставилась на Капу, зло мазнула ладонью по глазам:

– А тебе чего ещё надо тут? – закричала она, сжав кулаки. – Всё из-за тебя!

– Перестань! – Котька схватил Нелю за плечи, отвернул от Капы. Свободной рукой потянулся за ковшом, но Неля дёрнулась, и ковш брякнул об пол. И с этим грохотом, с криком сестры почудилось ему – пахнуло холодом от невидимых крыльев и кто-то, имеющий эти крылья, закаркал страшным взрыдом. Он испуганно заозирался и не сразу сообразил – рыдает Капа.

Неля замолчала и ушла в свою комнату.

Капа понемногу успокоилась, встала. Котька хотел проводить её, но Капа обернулась к нему:

– Вот, ты не хотел, чтоб невесткой тебе была, так и получилось, дурачо-ок. – Она ладошкой в грудь легонько оттолкнула Котьку в комнатку и быстро вышла.

Котька вернулся на кухню, потыкался из угла в угол, покрутил штырёк репродуктора – грянула весёлая полька. Он быстро придавил её штырьком, загнал польку назад в чёрную тарелку. В кухню тут же вошла Неля.

Она взяла узелок, пошла, но вернулась, поцеловала его в щёку:

– Будь умницей, не раскисай, жди отца. Жить-то надо? На-адо. А как? Только вот так!

Неля сжала кулачок, прижала к горлу, да так и вышла.

Одному в доме Котьке стало нехорошо. Вечерело, стёкла в окошке стали синими, чистыми, и только наклеенные крестами полоски бумаги перечеркнули эту синюю чистоту, будто отвергали её. Он вышел на крыльцо, опустился на ступеньки. Мимо проходили люди и первыми, с робкой почтительностью здоровались с ним. Посёлок быстро узнавал о похоронках.

Подходили соседки, стояли поодаль. Тихо переговаривались между собой и, ничего не спросив, расходились. Приковылял дед Мунгалов – древний дедун, совсем глухой. Опершись на посох, уставил на Котьку белесые, отмытые временем глаза, прошамкал:

– Таперича ково делать, внучек? Никаво. – Он отнял с набалдашника жёлтую, выморенную руку, поднёс ко лбу для креста, но только вяло шевельнул ею и опустил на посох. Откуда-то взялась Вика, села рядом с Котькой на ступеньку, поздоровалась:

– Вечер добрый, дедушка!

– Никаво, – ответил самому себе дед и на тряских руках запереступал к дому.

Вика ничего не спрашивала.

Они сидели плечом к плечу на виду у всего посёлка, и Вика держала его руку в своей, и это никого не смущало, наоборот – люди одобрительно поглядывали на них и уходили, унося в глазах улыбчивую, отрадную печаль.

Хромая, и оттого подныривая левым плечом, показался Дымокур.

– Осипа, значится, ещё нету. Ну-ну. – Он поднялся на крыльцо. – Чо сидите? Ночь уж скоро, а мы не емши. Айда, сварганим кого там. Вот и девушка нам поможет.

Вика без лишних слов прошла в дом, начала хозяйствовать.

– Где картошка? Достань, – распоряжалась она, двигая кастрюлями.

– Давай, доченька, будь ласкова, накорми, – поощрял Дымокур, распуская свой длинный кисет.

– Курить на улицу! – строго взглянула на него Вика.

Дымокур открыл рот, удивлённо посмотрел на Котьку, задвигал губами: