Ведьмак. Перекресток воронов (Анджей Сапковский)

Маркиза легла в постель. Только теперь, что тоже было частью ритуала, сняла с шеи бриллиантовое колье и повесила его на специальную подставку, рядом с множеством других колье, кулонов и ожерелий. Среди них, на почётном месте, висел медальон с изображением волчьей головы с оскаленными клыками. Маркиза поиграла медальоном, снова улыбаясь. С удовольствием вспомнила момент, когда ей подарили медальон вместе с заверением, что носивший его некогда ведьмак был забит до смерти.

Уснула с улыбкой на губах.

Она не знала, что её разбудило. Может, шорох, может, дуновение воздуха. Открыла глаза. И увидела прямо перед лицом медальон, волчью голову и её оскаленные клыки. Увидела кулак, сжимающий цепочку медальона.

И глаза с расширенным змеиным зрачком.

Ведьмак смотрел на неё сверху, без движения и звука.

Маркиза почувствовала под собой тепло и влагу, поняла, что от страха обмочилась в постели. Застонала, зажмурилась, почувствовала, как страшно сдавило в горле и груди.

Когда через мгновение открыла глаза, не было уже ни ведьмака, ни медальона. Получилось, подумала она, борясь с невидимой хваткой, что сдавила горло, ничего мне не сделал, испугался, сбежал. Ещё я до него доберусь, подумала, ещё заставлю пожалеть...

Ещё жива, подумала.

И умерла.

Глава двадцать вторая

Людей следует либо ласкать, либо изничтожать, ибо за малые обиды они мстят, а за большие — уже не могут; поэтому наносимые человеку обиды должны быть такими, чтобы не бояться мести.

Никколо Макиавелли, «Государь»

Глава двадцать вторая

Шёл дождик, мелкий, но затяжной, и потому достаточный, чтобы превратить узкие переулки речного порта Пьяна в вязкую грязь. Тут и там на грязи лежали доски, призванные обеспечить передвижение по городку без риска увязнуть. Однако доски лежали редко, и прыжки по ним напомнили Геральту Каэр Морхен и ведьмачьи упражнения на «гребне».

После дюжины прыжков он, наконец, нашёл то, что искал. Хижину, крытую прогнившей и поросшей мхом соломой, с примыкающей конюшней. Двери хижины украшал большой пучок соломы.

Геральт толкнул дверь, кривую и неподатливую, плохо закреплённую в косяке. Набрал в лёгкие воздуха и вошёл. Нащупал в темноте и отодвинул задубевшую от грязи рогожу.

Внутри, в полумраке, слабо освещённом лампадками и свечами, за столами сидело несколько мужчин. За грубо сколоченной стойкой трактирщик протирал фартуком кружку.

Геральт харкнул и плюнул на пол. И ждал.

— Как звать-то? — прохрипел после долгой паузы ближайший из мужчин, меря Геральта недобрым взглядом из-под густых седых бровей.

— Эсау Келли.

— Ладно. Твоя очередь после Любодрога. Вон того, что там сидит.

— Ясно, — Геральт сел за стол в углу. Он уже успел хорошо изучить здешние порядки.

Ищущие работу охранники обычно встречались в трактирах, как правило, крайне убогих, расположенных на окраинах населённых пунктов, в местах пустынных, мерзких и опасных. Условным сигналом и знаком, что это здесь, служил подвешенный на дверях пучок соломы.

Любого вошедшего бил, словно таран, тяжёлый смрад скверного пива, пота, мочи, чеснока, капусты, заношенных портянок, старых сапог и чёрт знает чего ещё. Следовало это стерпеть и войти уверенно, показывая тем самым свою принадлежность к ремеслу.

У охранников были свои обычаи и привычки, некоторые почти ритуального характера. Входя впервые в заведение, следовало смачно плюнуть на посыпанный опилками пол. Это был знак принадлежности к цеху. Других, кто пытался войти, выпроваживали. Порой весьма решительно и жестоко.

Тому, кто показал знание обычая, позволяли расположиться. Указывали, кто последний на трудоустройство и после кого будет его очередь. Потом можно было делать что вздумается. Или сесть в углу и не делать ничего. Геральт всегда выбирал последнее. Осмотревшись, садился и соблюдал обычаи.

К самым причудливым можно было отнести хоровое приветствие после того, как кто-то чихнул, звучащее: «Чтоб ты тут же обосрался!». Когда кто-то поднимал тост за короля, следовало встать и выпить. Вопрос о том, какого короля имеют в виду, считался бестактным, за что наказывали, главным образом словесно. А в случае посещения отхожего места по малой нужде, если при этом было общество, следовало быстро произнести: «Заказываю на ворона!» — тем, кто не произносил, обмачивали сапоги и штанины.

Братство просиживало в трактире, пило без меры, болтало, вспоминало прежние успехи и неудачи, заработки и потери, играло в кости, дремало, прислонившись к стене или положив голову на стол, либо сидело без движения, уставившись в пустоту.