Король вошёл в зал один, без пышности и фанфар, и приветствовали его также без помпы – никто не встал с места и не зааплодировал.
— Приветствую, уважаемые Собратья, — начал король, едва усевшись на почётное место посередине стола.
На время собраний Братства его члены, независимо от титулов и рангов, называли друг друга Собратьями. Сам король в эти часы переставал быть королём и становился Президентом.
— Блюдо, которым мы сегодня порадуем свои нёба, истинный деликатес, — продолжил деловито Президент, — мы обязаны, как и многими предыдущими яствами, уважаемому Собрату Метцгеркопу, владельцу многих известных нам ресторанов. А вот и само блюдо! Прошу!
Речь встретили тостами. Туссентское вино быстро исчезало из кувшинов, слуги проворно сновали с новыми.
В зал вошёл, гордо выпрямившись, главный королевский повар,
Собратья охнули в один голос.
— Клянусь богами! — воскликнул священник Иммергут. Священник часто клялся богами и взывал к их инстанции. Относительно того, верил ли он в них сам, были обоснованные сомнения. — Клянусь богами! Господин Президент! Что это такое?
— Птица, — заявил, отхлебнув из кубка, Абелард Левесли, главный королевский инстигатор. — Это явно птица. То есть, пернатая дичь.
Трудно было не согласиться с прокурором. В некотором роде. Покоившееся на носилках существо имело румяную после запекания кожу, усеянную бугорками от выщипанного оперения, а также крылышки, ножки, шею и гузку, в которую повара декоративно воткнули с десяток зелёных, отливающих павлиньим блеском перьев. Что до шеи, то она, торчавшая вверх словно корабельная мачта, была длиной примерно в сажень и заканчивалась головой — черепом — размером с арбуз, вооружённым массивным клювом длиной не меньше локтя.
Сама же птица, источавшая восхитительный аромат жаркого и майорана, весила, на глаз, около трёхсот фунтов.
— Эта штука весит фунтов триста, — прикинул Руперт Мансфельд, маркграф Нижней Мархии. — На глаз.
— Это Птица Рух, — определил Актеон де Ла Миллере, королевский герольдмейстер, секретарь Братства. — Без сомнения, легендарная Птица Рух.
— Легендарная, именно, — произнёс глубоким басом Сириус Вайкинен, маркграф Озёрной Мархии. — Птица Рух — это мифическая птица. Таких птиц не существует!
— Нет, существуют, существуют, — возразил Властибор из Поляны, посол королевства Редании. — На Островах Скеллиге их видят, редко, правда, но видят. Только рухи выглядят иначе. Этот тут словно страус... Огромный страус?
— Это не страус, — отрезал Мансфельд. — Только гляньте на этот клюв. Это, чёрт побери, какая-то диковина.
— И впрямь диковина, — злорадно усмехнулся Ян Эйхенхольц, главный королевский егермейстер. — Эй! Господин Президент и вы, Собрат Метцгеркоп! Уж не мистификация ли это? Может, искусственная конструкция из разных частей разных животных?
— Категорически нет, — возразил король, прежде чем возмущённый Эзра Метцгеркоп успел вскочить со стула. — Отвергаю предположение о мистификации или искусственной конструкции. Впрочем, пусть выскажется наука. Собрат Крофт!
— Полагаю, — начал престарелый Эвклид Крофт, ректор Академии Магии в Бан Арде, — что это одна из так называемых птиц ужаса. Вероятно, мамутак,
— Да и пусть себе вымерли, чёрт с ними, — воскликнул Мансфельд. — Главное, что одна уцелела и дала себя зажарить. Выглядит аппетитно! И пахнет божественно! Ну-ка, господа повара, принимайтесь разделывать эту птицу!
— Прежде чем птицу разделают, — вмешался король Миодраг, — уважаемый Собрат Метцгеркоп порадует нас рассказом. Узнаем, каким образом этот эпиорнис попал на наш стол. Собрат Метцгеркоп, просим!
Эзра Метцгеркоп отхлебнул из кубка, откашлялся.
— Наверняка вы знаете, уважаемые Собратья, — начал он, — кто такие ведьмаки. Так вот, примерно за неделю до Солстиция один ведьмак объявился в Западной Мархии, в городе Берентроде. И случилось...
***
тотчас по получении донесения касательно означенного ведьмака, как того требовала важность дела, я