—
Весемир из
Глава шестая
Деревня — добрых три десятка дымов — раскинулась в излучине речки с пологими берегами, заросшими аиром. Неподалёку сверкала на солнце гладь небольшого пруда в кольце ив. За деревней темнел бор — чёрная стена чащобы и вековых деревьев.
Разбитый тракт вёл прямиком в деревню, на площадь. Но доступ преграждало одинокое подворье, отстоящее примерно на полёт стрелы. Оттуда даже издалека доносился звонкий дзинь-дзинь-дзинь металла о металл.
Первыми его заметили рывшиеся в крапиве цесарки, подняв невообразимый гвалт. Дело обычное — почти все крестьяне держали цесарок, ничто так не предупреждало о чужаках, как эти птицы. И только потом, когда он уже почти въехал во двор, проснулись собаки. Брехливые и злющие, но, к счастью, на привязи.
Металлический звон доносился из-под открытого навеса. Там мерцал огонь. Время от времени вырывался пар.
Геральт спешился, набросил поводья на кол.
Внутри, в отблесках пламени, подросток лет пятнадцати качал мехи, повисая на верёвках, приводящих устройство в движение. Низушек в кожаном фартуке стоял у наковальни, колотя молотом по подкове, зажатой в клещах. Он заметил Геральта, но не перестал бить. Геральт ждал, не подходя ближе.
Низушек прекратил ковку, окунул подкову в кадку. Зашипело, вырвался зловонный пар.
— Ну и?
— Табличка на развилке. «Требуется ведьмак».
Низушек бросил подкову на стопку других. Отложил молот, вытер со лба пот. Перемазанный сажей, в мерцающих отблесках жара, он походил на чертёнка.
— Может, и требуется, — проговорил он, даже не взглянув на Геральта. — Тебе-то что?
— Я ведьмак.
— Да ну? — Низушек глянул с недоверием. — Ты? Ведьмак? Небось, со вчерашнего дня.
— Подольше. Немного.
— Ну да, вижу, что немного. Без обид, но хоть волос белый, а мордашка молоденькая. И щетина жиденькая. Немудрено обознаться. Вот и хотел убедиться.
— Убеждаю. Кто у вас старейшина? И где его найти?
— Искать без толку. И в деревню соваться тоже.
Геральт помолчал. Прикидывал, поможет ли использование крепких словечек или навредит.
— Если в деревню не поеду, — спросил наконец, — как узнаю, в чём дело? От кого?
— От меня. — Низушек махнул парню, чтоб оставил, наконец, мехи в покое. — Как звать-то?
— Геральт.
— А я — Август Хорнпеппер. Здешний кузнец. Табличка на развилке — моих рук дело. Потому как грамотный я. Учёный. Вот старейшины мне и поручили дело — табличку написать и ведьмака, когда явится, встретить. Стало быть, приветствую.
— А в деревню, — продолжил он, видя, что Геральт не ответит на любезность, — соваться не надо. Велено не пускать. Никак, понял?
— Нет.
— Не хотят они тебя там! — выпалил местный кузнец. — Не хотят, и всё тут. Мне поручили дело, со мной говори и со мной уговор заключай. Со мной. Я ведь не только низушек, но ещё и кузнец. К низушку никакие чары не липнут, а к кузнецу никакая нечисть не подступится. Я ведьмака не испугаюсь.
— А что ж деревенские такие пугливые?
— Насмешничаешь? Всем известно, что за ведьмаком всякая зараза тянется и скверна, что он всегда какую-нибудь хворь может притащить, даже мор. И что потом прикажешь делать — сжигать всё, к чему прикоснётся? К тому же девок молодых в деревне видимо-невидимо, а за ведьмаком разве углядишь? Околдует, попортит, и вот тебе — поди потом замуж выдай.
Говоря это, кузнец скалился. А подмастерье, разинув рот, глядел на Геральта со страхом.
— Ладно, — низушек посерьёзнел, — хватит шуток. Садись, вон там, на лавку.
— Не жалко лавки? Ведь придётся, поди, сжечь?
— Я не боюсь. Тут кузница, тут чары не действуют.
Геральт сел. Август Хорнпеппер тоже сел, на табурет напротив. Подмастерье примостился на земляном полу в углу.
— Этак с год назад, — начал низушек, — приключился в деревне мор. Скотина дохнуть стала. Тёлки да волы. Куры нестись перестали. Мужик сено косил, косой порезался. Баба одна дитя потеряла. Мальчонка с чердака свалился, ногу сломал. Староста медвежьей болезнью маялся, день и ночь с нужника не слезал. Словом, бед не счесть. Думали люди, думали, да и надумали — порча это.
Геральт вежливо молчал.