Вечный шах

по-европейски упакованную орхидею для редакторши будущей книги, поскромнее

и подешевле - разноцветные гвоздики - для деловых дамочек  из  гильдии.  И

немедленно приступил к выполнению плана.

     Выполнив план, Виктор в семь часов вечера уселся за столик у стены  в

ресторане Дома кино. Заказал, принесли, приступил было, но уже шел к нему,

приветственно помахивая ручкой, известный режиссер, активный  общественный

деятель, художественный руководитель студии, в которой снимался  фильм  по

сценарию Виктора, и он же приятель с молодых веселых годков.

     - Я за рулем, - предупредил подошедшего Виктор. - А тебе заказать?

     - Коньячка самую малость, - поморщившись, решил худрук и устало сел в

кресло.

     Виктор ухватил за передник пробегавшую мимо официантку.

     - Леночка, бутылку коньяка, закуску повтори, а о горячем он подумает.

     Леночка продолжила свой бег, а худрук вяло запротестовал:

     - Ну зачем бутылку-то?

     - Выпьешь, - успокоил Виктор, знал его вечернюю норму.

     Обслуживание постоянного и руководящего  клиента  было  молниеносным.

Леночка водрузила посредине  стола  бутылку  коньяка,  открыла  "пепси"  и

нарзан, красиво расставила закуски и сказала:

     - Приятного аппетита.

     Худрук налил себе  одному  первую,  смакуя,  выпил,  пожевал  хорошей

рыбки, ловко орудуя ножом и вилкой, отведал натуральных огурцов-помидоров,

хрупая поджаренной формочкой, сожрал канапе с печеночным паштетом и, налив

вторую (и не выпив), требовательно и громко приказал:

     - Рассказывай, что там у вас на съемках,  в  этом  вонючем  Серпухове

произошло.

     На рык худрука многие оборачивались.

     - Не в Серпухове, - поправил его Виктор.

     - Неважно, - перебил худрук. - Рассказывай.

     Неизвестно откуда объявились две полузнакомые гражданки, молодые  еще

и нахальные.

     - Ой, как интересно! - сказала одна из них. - Можно и нам послушать?

     - Я этого Сергея знала, - сообщила другая. - Можно и нам послушать?

     Артистки, что с них взять. Худрук налил и им.

     - Ну, Виктор, Виктор же... - страстно требовала рассказа первая.

     Слаб человек,  нестоек  мужчина.  Вдохновленный  обещающими  женскими

взглядами Виктор зашелся соловьем.  Повышая  и  понижая  в  нужных  местах

голос, описывал пейзажи, резкими штрихами рисовал ситуацию, подробно  и  в

лицах воспроизводил диалоги.  И  про  неудачную  подсечку,  и  про  смерть

лошади, и про черный запой Сергея, и про выезд на съемку, и про трусливого

героя, и про страшный крик, и про  желтое  пятно  на  зеленой  поверхности

болота, и про каскетку режиссера. Только про установку фанерного памятника

не рассказал. Не хотел.

     Помолчали  для  приличия.  Но  худрук  терпел  недолго:  не  мог   он

допустить, что кто-то позволил  себе  держать  площадку  столь  длительное

время.

     - А вот у меня на съемках в восемьдесят третьем году... - начал он.

     И пошли кинематографические байки, запас которых неиссякаем. Заказали

вторую  бутылочку.  Ля,  ля,  тополя,  -  и   не   заметили,   как   стало

полдвенадцатого.  Одну  из  слушательниц,  которая  посимпатичнее,  Виктор

прихватил с собой.

     На кухоньке устроили дополнительный ужин, в основном, для того, чтобы

изнемогший  от  алкогольного  воздержания  Виктор   смог   приложиться   к

запотевшей в холодильнике бутылочке. Основательно приложиться.

     Потом легли в койку.

     Среди ночи он проснулся попить водички. Сел,  резко  спустил  ноги  с

тахты.  Сильно  расшатанная  эта  мебель   довольно   громко   заскрипела.

Слушательница зашевелилась под простыней, собралась в клубочек, в  полусне

закапризничала:

     - Замерзла что-то, Витя. Накрой меня.

     Вспомнил: Ларисой зовут. В ящике нашел верблюжье  одеяло,  накрыл  им

поверх простыни Ларису, вскользь поцеловал в щеку, сказал, стараясь, чтобы

ласково:

     - Спи, Лара.

     Она притихла, а он пошел на кухню. Открыл холодильник, достал бутылку

"пепси", долго и трудно пил из горла круто газированное пойло.  Напился  и

глянул в окно. Вниз, на землю. За окном - внизу и вверху -  отвратительная

тусклая московская ночь. Просматривались в далекой глубине убогая улица  и

зеленая замысловатая крыша дома-музея Васнецова.

     Дрожь пробила Виктора. В ста верстах от дома-музея Васнецова в тухлой

жиже на неизведанной глубине лежал Серега.

     - Клавочка, лапочка, ну, покажи! - молил  Виктор  монтажера.  Лапочка

Клавочка, неотрывно глядя в живое  окошко  на  монтажном  столе,  отвечала

раздраженно:

     - Виктор Ильич, мне еще  пять  коробок  разбирать,  чтобы  отобранные

дубли вырезать и подложить, а в четыре электричка. У них там зал  на  семь

заказан.

     - Клавочка, я тебя в щечку поцелую.

     Прошедшая  за  многие  годы  работы  на  киностудии  огонь,  воду   и

университеты  фантастических  и  непредсказуемых   киношных   приключений,

Клавочка вдруг застеснялась и только в последний момент нашлась:

     - Вот уж подарок так подарок! - обернулась, улыбнулась, предложила. -

Если хотите, можете взять эту коробку и сами посмотреть.

     - Хочу, хочу, - тотчас же согласился Виктор.

     - Тогда пойдемте. Я с девочками договорюсь, и вас  в  зал  на  десять

минут пустят.

     Договорились. Виктор сидел  в  полутемном  прокуренном  зале  и  ждал

звонка. Позвонили.

     - Начинайте, - сказал он в телефонную трубку.