Вечный Град (сборник)

– Божественный Октавиан Август с вами не согласился бы. Он, как известно, предпочитал ретийское.

– Наш мантуанец Марон тоже его хвалит, но, видимо, за полтора-два века оно сильно испортилось.

– Друзья! – Геллий хлопнул в ладоши, привлекая внимание слушателей. – А не сделать ли нам предметом нашей сегодняшней беседы сам пир? Будем пить и есть, и насыщаться не только телесно, но и духовно, делясь друг с другом познаниями обо всем, что подается к столу, что пьется и естся.

– Отличная мысль! – согласился Фронтон. – За такими разговорами, пожалуй, правда будет не до грусти!

– Так начнем? – Геллий призывно воздел руки.

– Вот, заговорили о вине. Кто что может сказать на этот счет? Я, например, сразу припоминаю, что Платон в «Кратиле» производит слово «ойнос» от «ойомай» и «нус» – то есть «считаю себя умным». Ведь кто пьет, сразу становится самоуверен, красноречив, и все его мысли кажутся ему блестящими.

– Да, но не потому ли «то, что сказано под розой, не разглашается»? – подал голос правовед Юлий Павел. – Не случайно и Одиссей у Гомера говорит:

                                           …Хочу перед вами
Делом одним я похвастать: вино мне язык развязало;
Сила вина несказанна: она и умнейшего громко
Петь и безмерно смеяться, и даже плясать заставляет;
Часто внушает и слово такое, которое лучше б
Было сберечь про себя…[7]

Все засмеялись, а он продолжал: – Внесу и я свою долю в общее пиршество. Про Ромула Луций Пизон Фруги пишет, как тот однажды за трапезой мало пил, ссылаясь на то, что на другой день у него должна быть важная встреча. А когда ему сказали, что если все откажутся пить, вино подешевеет, он ответил: «Ничего подобного! Не подешевеет, если каждый будет пить сколько хочет».

– Что-то непонятно. Почему не подешевеет-то? – раздались недоуменные вопросы.

– Ну как же? – удивился рассказчик. – Все понятно. Это он выпил мало, потому что столько хотел, а большинство все равно будет хотеть пить много.

– Благодарю тебя, Павел! – откликнулся хозяин. – Последний твой рассказ заслуживает быть записанным, остроумие его так изысканно, что надо обладать утонченным умом, чтобы понять его.

Говоря это, он подал кому-то знак – и только тогда гости обратили внимание: в углу на складном стуле сидит молодой раб с пугилларом в руках и что-то спешно записывает.

– Как видите, я пополняю свое собрание прямо на пиру, совмещая приятное с полезным, – довольно произнес Геллий, потирая руки.

– Но давайте все же будем придерживаться последовательности, – зазвучал немного гнусавый голос Виндекса. – Мы еще ничего не сказали о начале виноделия. Между тем, по словам Феопомпа Хиосского, виноградная лоза была впервые обретена в Олимпии, на берегах Алфея. А по мнению Гелланика, родина виноделия – египетский город Плинфина. И также он говорит, что именно египтяне изобрели ячменный напиток для бедных.

Все наперебой стали делиться своими познаниями касательно вина вообще и различных его сортов в частности. Веттий едва успевал переводить взгляд с одного участника пира на другого.

– А Никандр Колофонский утверждает, что вино было названо по имени Ойнея.

– А Гекатей Милетский – напротив, что это Ойней был назван по имени лозы.

– Филохор говорит, что разводить вино водой первым начал афинский царь Амфиктион, чему его научил сам Либер.

– Одни вина надо разбавлять жесткой водой, другие – мягкой. Вот в Афинах – там вода жесткая – хорошо пить вина приморских областей: кеосское, галикарнасское, миндское.

– А знаете ли вы, что написано у Мнесифея? Что вино бывает трех видов: темное, белое и янтарное, а также что оно бывает молодое, выдержанное и среднее? Темное укрепляет силы, светлое обладает мочегонным действием, а среднее стимулирует пищеварение.

Какие только вина не были здесь упомянуты! Анконское, буксентинское, гавранское, лабиканское, сполетинское – даже всех италийских названий Веттий ранее и не слышал. Что уж говорить о греческих, о египетских, об их воздействии на организм, о том, какое и когда пить приятнее. Между тем прислужники принесли вторую смену блюд: лукринских устриц, мизенских морских ежей, тарентских гребешков и прочие дары моря, приятно пахнущие соленой свежестью.

– Вспоминаю обед у поэта Анниана! – заговорил Геллий, беря в руку устрицу и начиная небольшой круглой ложечкой отделять ее от раковины. – Случилось мне быть у него в гостях в его фалернском имении. И вот нам на обед из Города прислали устриц, которые оказались тощими и нежирными. Анниан, попробовав их, сказал: «Луна стареет, и все остальное вместе с ней». Оказывается, так оно и есть! Ну-ка, попробуем, какие устрицы у нас.

Положив устрицу в рот, он некоторое время молчал, потом мимикой показал, что устрицы хороши. Выразить это словами он не успел, потому что заговорил Фронтон, вспомнив Анниана.