Может, мысли о дяде конюха вызвали этот приступ? В конце концов, ему больше всего хотелось встряхнуться и накричать на мальчика. Этот его дядя из Оата должен был быть чертовски счастлив, что может вообще испытывать эту боль в суставах, в отличие от серой тоскливости его бесчувственного существования.
Пейтон провел руками по мокрым от дождя волосам и непонимающе покачал головой. Какое отношение он имел к дяде этого мальчика? Он раздумывал о том, чтобы вернуться и расспросить парня, но боль, которая может вернуться, удержала его от этого.
И при этом, несмотря на его страх перед этой нечеловеческой пыткой, в нем росло сильное желание наконец-то снова что-то почувствовать. Не обязательно такие муки, но если это было единственное, что он мог почувствовать, то –
Пейтон сел на один из камней и положил голову на руки. С закрытыми глазами он почувствовал, как утихает пылающая боль в его теле. Заметил, как она стихла, больше не овладевала каждым вздохом – и, наконец, исчезла совсем, оставив после себя пустоту, куда более жестокую, чем жгучая мука, которая заставила его галопом скакать из Крейг Лиат Вуд.
Я проснулась и почувствовала, как затекло мое тело. Казалось, что каждая его мышца воевала со мной. Я осторожно повела плечами, чтобы снять напряжение, и попробовала пошевелить пальцами ног.
Ай!
Ведро с дождевой водой перелилось через край ночью, но, по крайней мере, платье и арисайд были сухими. Правда, весь подол потемнел от грязи.
– Ну что за черт!
Хоть это и было смешно, но я надеялась встретить Пейтона в красивом платье и своим видом выбить у него землю из-под ног.
Я сердито потерла корку грязи пальцами, но ничего не могла поделать. Без феи я бы не превратилась в достойную принцессу. И если уж я собралась высказывать свои пожелания несуществующим феям, совсем как Золушка, то карета тоже не помешала бы.
Я как раз засунула свой кинжал за пояс, когда фея в образе хозяйки постучала в мою дверь. От ее одежды все еще исходил запах вчерашнего мяса, а на фартуке были влажные пятна теста. Она поставила кувшин с водой рядом с тазом для умывания и вытерла руки о фартук.
– Девочка, как быстро ты сможешь собраться? Джеймс сказал, что ты хочешь дальше на юг. У викария есть лошадь и осел, и он может взять тебя с собой.
Ладно, осел – это не совсем карета, но я не стану жаловаться.
Не успела я оглянуться, как уже сидела на спине осла и в компании викария Томаса Суттера была на пути к замку Буррак. На пути к Пейтону!
Глава 15
Ветер снова заговорил с ней. Но его шепот все еще не имел смысла. Тем не менее в то утро Натайра Стюарт последовала его зову. Возможно, она бы поняла, если бы пришло время для этого. Ее черные как ночь волосы развевались на ветру, а темно-серое бархатное платье переливалось в солнечном свете, как мокрая речная галька, когда она выпрямлялась в стременах, осматривая горизонт.
Натайра зажмурила глаза, чтобы лучше разглядеть то, что привлекло ее внимание. Удивленно приподняв брови, она украдкой огляделась, прежде чем вытащить длинное изогнутое лезвие своего
Неутомимый голос викария, который пел одну церковную песнь за другой, время от времени заглушал лишь недовольный рев осла. Упрямое животное уже несколько раз пыталось прикусить мою юбку и просто отказывалось делать хотя бы шаг вперед, если я убирала ее подальше. Правда, когда через полдня у викария не осталось больше моркови в запасе, нам не оставалось ничего другого, как поменяться животными. Теперь осел с наслаждением жевал рясу викария, продолжая при этом идти вперед, в то время как я следовала за ними на лошади.
Я как раз размышляла о том, что, вероятно, происходит в голове животного, когда перед нами предстали знакомые мне стены замка Буррак.
Облегчение от того, что я действительно добралась до этого места, смешалось со страхом перед реакцией Пейтона. Захочет ли он вообще меня видеть? Если это правда, что он возненавидел свою судьбу и винит во всем меня, то, в конце концов, возможно, что он не будет прыгать от радости при виде меня.
Я решительно отбросила эти мысли. Все это чушь. Конечно, он примет меня, ведь я здесь, чтобы загладить свою вину. Я здесь, чтобы разрушить проклятие прежде, чем он будет обречен на еще несколько столетий жить без эмоций.
Неприступные стены уходили все выше и выше в небо, когда мы приближались к ним. Мои глаза уже искали Пейтона – на крепостных стенах, за окнами жилой башни и на ее вершине, его любимом месте, с которого он мог обозревать всю окрестность. Если бы он сейчас стоял там, наверху…
Я пригладила волосы и проверила свой внешний вид, на всякий случай – может, он действительно наблюдает за мной.
Погруженная в свое предвкушение встречи, я не заметила коня, который так неожиданно пересек наш путь, что у викария песня застряла в горле.
– Миледи! – испуганно сказал он и дернул осла за поводья так сильно, что тот громко заревел, что окончательно прервало мои мечтания.