Вечность после...

Дамиен не любитель много говорить, единственное исключение - пора моей душевной болезни, когда он выполнял миссию по моему возвращению в мир здоровых людей. Свои «Прости» он произнёс только раз, целуя каждый мой палец на левой руке, и сделал это задолго до того, как мы узнали о своём «неродстве» - в пору нашей странной, но максимально полной жизни в уединении в Доминикане. Это был особенный, непохожий на все другие день: мы гуляли больше обычного, обедали в лучшем во всей округе ресторане, а ужинали в море едой, приготовленной Дамиеном, и она оказалась в тысячу раз вкуснее ресторанной. На мне было простое белое платье, Дамиен тоже надел с самого утра всё белое, и в таком виде мы вышли в плавание на нашей небольшой яхте. И там, в оранжево-розовых лучах заходящего солнца, он и совершил этот жест – высказал просьбу о прощении, повергнув мою непутёвую сущность в пучину слёз. Дамиен обнимал меня, утешал, говорил, как сильно любит, и что отныне и навсегда мы вместе, он рядом, а я обижалась на то, что «напомнил», что влез в мою рану и ковыряется в ней. И только годы спустя до меня дошло, что же на самом деле произошло в тот день.

Дамиен

- Да? – отзывается, уже целуя мою ладонь.

Набираю воздуха и решаюсь, наконец, спросить:

- Тогда в море, что это было?

- Где? Когда? В каком ещё море?

- Ты знаешь!

- Нет, не знаю! Понятия не имею, о чём ты! – смеётся.

- В Доминикане, когда мы вышли на яхте в море: розовый вечер, ты впервые сделал это, то же, что и сейчас, и произнёс те слова… Что это было?

- Ты знаешь, – шепчет.

- Дамиен!

- Ну, ты ведь, действительно, знаешь! – старается придерживаться шутливого тона, но я уже чувствую трещинки сентиментальности в его голосе.

- Может, и знаю, но хочу услышать от тебя!

Чувствую, как он нервно сглатывает – борется с эмоциями:

- Это было наше с тобой обручение, Ева. Мы по-настоящему стали мужем и женой в тот день, и если Бог есть, он благословил нас именно тогда.

В нём больше нет игривости, весёлости, лёгкости. В каждом слове, произнесённом звуке – океан пережитой нами обоими боли.

В моих глазах потоп, и Дамиен, конечно, об этом знает, поэтому его губы уже на моих веках, однако от этой нежности слёзы становятся ещё обильнее и ещё упорнее.

- Я люблю тебя! – шепчет у самого уха, целуя. – Я так сильно люблю тебя!

- За что? – умудряюсь выдавить внезапно родившийся в моей голове вопрос.

- За то, что ты у меня есть!

Вечность спустя, но, судя по часам, минуты через две, Дамиен снова заносит руки над головой, с по-детски ждущей улыбкой демонстрируя мне свои мышцы – результат упорного труда.

Возраст стал проявлять себя, и мой муж вдруг кинулся «поддерживать форму», втиснув питание в собственноручно придуманные диетические рамки и начав посещать спортзал:

- Чтобы иметь то, что раньше было подарено природой, теперь приходится вкалывать! - пояснил себя, смеясь.

Ну и, конечно, я должна оценить его выставленные напоказ усилия: провожу пальцами по волнам эффектно напряжённых в этом положении мышц со словами:

- Ну, прямо Аполлон!

И Дамиен расплывается в улыбке до ушей, довольный, что я оценила его усилия. Однако следует признать, мне и не нужно подыгрывать: его тело действительно красиво, а сейчас, когда отчётливее прорисовался пресс и рельеф рук, особенно. Не знаю, под влиянием каких желаний и побуждений, но я целую его подмышку.

- А! Щекотно! - жалуется, смеясь, и вынимает из-под своей головы руки, опуская их на мою спину и ягодицы.

- Мне нравится, как ты пахнешь после секса… - заявляю ему.

- По́том? - кривится и улыбается одновременно.

- Мужчиной… - тяну.

- А во все остальное время женщиной, что ли?

- Нет, продуктами парфюмерной индустрии!

Дамиен заходится в игривом смешке, а я прислушиваюсь к расслабляющим ласкам его пальцев на моей пояснице, плавно перетекающим к ягодицам.

- С кем ты был после меня? Ну, кроме проституток был кто-то? – леплю ему в лоб.

Чувствую, как мгновенно портится его настроение – аж воздух звенит, как пальцы, хоть и не прекращают своих ласк, но определённо теряют нежность. Однако я знаю, что ответ на свой вопрос получу в любом случае: со времён моей болезни Дамиен совершенно перестал меня осаждать. По моим ощущениям в его отношении появилось больше уважения, но на самом деле это бережность. Теперь он считает, что если мне плохо, или я переживаю о чём-либо, его долг успокоить, а если задаю вопросы, значит, мне необходимы ответы на них. Ну и я, конечно, этим пользуюсь:

- Ну, так что? – давлю.

- Ева, были, но не те, о которых ты спрашиваешь.

- Расскажи о них. Какие они? Что тебя привлекло?

- Скорее, их во мне.

- Что это?

- Член! - выдаёт, не смущаясь. - Это было единственное, что я мог дать, и единственное, что им было от меня нужно. Всё остальное - душа, сердце, личность находилось в невменяемом состоянии. Очень долгое время, - добавляет с тяжестью в голосе.

- Пока на горизонте снова не появилась она?

Он молчит, думает.

- Ева, Мел тут ни при чём.

- И, тем не менее, она единственная из всех…

Он не даёт закончить: