Вечность после...

И не только он: перед глазами лицо моего четырёхлетнего Дариуса и его вчерашнее заявление о том, что Ева любит его больше, чем я. Хуже того, подозреваю, что и он привязался к ней. И сейчас, глядя на рвущий мне душу поцелуй в ухо (как тривиально, да?), меня не покидает странное и страшное ощущение, будто я не вымучила своего сына в бесконечных подсадках и гормональных инъекциях, а украла его… у НИХ.

Дамиен

Мел вылетает из комнаты, зажимая рот рукой.

Мои руки держат моё сломленное создание стальной хваткой. Никто не вырвет у меня её больное ослабленное тело, но как удержать душу?

Ева не Мел. Она не сможет забыть, не думать, не сумеет не чувствовать. Я знаю весь тот ужас, который могли сделать с ней те записи, лепестки на свадебном фото, снимки в сети. Внезапно вижу мир её глазами, реальность, из которой она убежала: мой дорогой дом, славу, успех, не сходящую со страниц журналов жену, наши постановочные снимки и снятые папарацци, рождение ребёнка, гламур, шик, постановочный секс… Ева в тот момент была в эпицентре своего одиночества и боли. Меня не было рядом, я наслаждался жизнью, одержав триумфальную победу в войне со своим сердцем. И знать не знал, что в день, когда тёща нахваливала мой дом и меня самого, томно подмигивая мутными глазами, моего ребёнка убили. И чужой человек, случайный прохожий, дал моей Еве шанс пожить ещё. Только он не знал, что жить она уже не может.

- Прости меня! Пожалуйста, прости! – прошу её.

Я не знаю сам, за что конкретно прошу прощения, но ясно одно –центральная фигура во всей трагедии – Дамиен Блэйд. Не стоит теперь удивляться, что Ева так много болеет. Не стоит. Она пережила то, чего я не смог бы.

Наконец, понимаю: вот она, самая большая трещина в её душе - у меня есть ребёнок, а у неё - нет. Детали встают на свои места в моём грандиозном трёхмерном ребусе: я вижу детскую и Дариуса в Евиных руках, и то, как она теперь его любит, лишь подтверждает факт, который я всегда знал – её расползающийся от боли рассудок искал способы зацепиться, найти на жизненном склоне выступ и опереться на него. Ева в первую очередь женщина, она жаждала взять в руки своё нерождённое дитя и пришла в мой дом, чтобы увидеть и подержать моего. Она неосознанно хотела быть матерью моему сыну… Сыну, рождённому для меня её соперницей.

Я мужчина и не имею права показывать слабость, но скрыть боль уже невозможно. С трудом отлепляю руку от Евиной спины, тщательно тру ею своё лицо. Набираю в грудь воздуха, насильно улыбаюсь, заглядывая в её заплаканные глаза, и говорю то, что должен, обязан сказать:

- Ева, у нас будут с тобой свои дети. И даже не один, если только ты захочешь.

- Я не из тех, кто пригоден на роль усыновителя, - морщится.

- А я не это тебе предлагаю.

- Что же?

- Ева, нам повезло - мы живём в век техник и технологий. У нас есть твои клетки, мы можем добыть мои, - подмигиваю, - а дальше - дело специалистов. И суррогатной матери.

Теперь я серьёзен, потому что говорю не просто о важных вещах, а о своих планах.

- Осталось главное - твоё выздоровление. Соберись, сделай это как можно быстрее, и уже скоро возьмёшь на руки своего ребёнка. Своего настоящего родного ребёнка.

Ева смотрит на меня внезапно увлажнившимися глазами:

- И ты готов пройти через всё это ради того, чтобы у меня был ребёнок?

- У нас, Ева. У НАС! Я хочу детей от любимой не меньше, чем ты. И всегда хотел, ты об этом знаешь.

Ева рыдает. Всхлипывает в свои раскрытые ладони, и моё сердце сжимается, глядя на это. Я знаю, как много нас обоих ещё ждёт. С каким страхом мы будем ждать первые месяцы и годы результатов её скрининга, но ещё я знаю, что с момента окончания лечения не будем откладывать наш проект ни на один день.

Как можно откладывать своих детей? Как?

- У нас будут дети, Ева. Будут!

Эпилог

ЭПИЛОГ

Ева. Шесть лет спустя

Мой будильник звонит в шесть утра. Я могла бы выставить его на шесть тридцать, и мне определённо хватило бы времени, чтобы управиться со всеми своими делами, но только в том случае, если бы Дамиен забыл о своём ритуале.

Но он не забывает. Никогда.

Моя рука тянется, чтобы поскорее нажать заветную кнопку и прекратить назойливую трель, я почти швыряю сотовый на пол, уронив голову обратно на тёплую подушку. И жду. Жду того, что сейчас должно произойти.

В комнате ещё темно, однако сквозь стекло панорамного окна хорошо видно светло-голубую линию над горизонтом – первый свет нового дня. Несмотря на тяжесть век, мои глаза прикованы к спокойной водной глади залива, подобно зеркалу отражающей меняющийся, текучий, живой цвет утреннего неба.