Мир разваливался из-за любви и держался любовью. Или тем, что люди за нее принимали. Гаянешка постила селфи с Нодариком, который приехал к ней и Тевану на Родос в гости вместе с женой и младшими внуками – на правах дальней родни; селфи с Давидиком и внучкой Нодара, смешливой девочкой лет пяти, застенчиво припечатавшей свой хохоток ладошкой..
Натуша писала стихи Шатилину, подавшему на развод. Кстати, стихи у нее получались иногда неплохие. Антон же безмолвствовал, на звонки не отвечал, на стихи – лишь изредка обидными заемными
Викентий влюбился в девочку из четвертого класса и честно сказал бабуле, что, если бы не переменки, на которых можно увидеть Олесю, он бы бросил школу и уехал в сурововское училище (очевидно, от слова «суровый»), где выучивают на военных.
Моника регулярно звонила Сане – рассказать про бойфренда, который к ней на неделю вернулся, а потом вероломно сбежал, причем если бы к парню, но нет, он переехал к тропической африканке китового цвета и китовых же форм. А бедняга Мерло, из-за этих перипетий временно перемещенный в домашний приют, – как потом оказалось, на деньги, отправленные ей Саней, – из приюта сбежал. И Моника теперь расклеивала кошачьи портреты возле приюта и еще по нескольким блокам вокруг, но также не исключала, что кот может рвануться в Берлин – либо в ее квартиру, либо в квартиру Сани. И теперь, гуляя с Марусей, Лиза не раз и не два обнаруживала на столбах, опухших от объявлений, портреты Мерло: gesucht!!! Почему-то в Германии объявлений никто не счищал (уважая приватность?) – и всякий назначенный под расклейку столб был завернут, будто капустный кочан, в сто тысяч промокших, просохших, подгнивших и подновленных оберток. Мерлушина оцепеневшая мордочка сидела на них, будто флюс. Кастрированный, как и положено, в первый год жизни, беззлобный, скорее даже пугливый, выгуливаемый только на поводке, всегда с аккуратно подстриженными когтями, а это значило, что на дерево ему ни за что не взлететь, природой задуманный страшно всерьез: умный взгляд, будто сквозь два монокля, пышные сизые бакенбарды, широкая грудь, тяжелая лапа, но по жизни превращенный в игрушку, в род домашнего кактуса, оцарапать в сердцах он все-таки мог, а спасти себя – нет, конечно.
Жалеть кота, папу, маму и Элю одним и тем же щемящим чувством было ничуть не странно. Что-то изменилось в ее настройках. Вместе с братом лишившись и возраста: сколько ей было сейчас? столько же, сколько всем, кто жил и ушел, – она обнаружила в себе новые опции. До всепонимания было еще далеко, но частица «не» на глазах усыхала. Неприязнь делалась ну-приязнью. И слова сокурсницы-немки: да, ты можешь зайти, но, пожалуйста, успей до шести, потому что в шесть у нас ужин, – больше не целили в Лизино сердце. В них ведь и в самом деле не было ничего обидного, наоборот, ей, чужестранке, объясняли, как не попасть впросак: зайди она к Амалии в шесть – и ей бы пришлось полчаса ждать в прихожей.
И Тимурова книга стала вдруг складываться сама собой – помимо чьей бы то ни было воли, в том числе Лизиной. В этой книге не должно было быть ничего, что привносили в нее взрослые. Только дневники и посты Тимура, только письма, которые Лена Ж. через день писала ему по адресу «Галактика Рай» и подзамочно, допуская к ним только Лизу и двух подруг, выкладывала в Фейсбуке. Вкраплениями – сухие сводки за август и первую треть сентября. И переписка, которую Лиза затеяла с Ваней Лещинским:
«Роль Насти в судьбе Тимура какая?» – «Настьку сдуло. Плохая роль. Не желаю о ней говорить». – «Ты написал, что хочешь на Донбасс опять, ради чего?» – «Если не остановить пиндосов там, они придут убивать нас в РФ». – «Ты это понял на Донбассе?» – «Да». – «Ваня, а как?» – «Там это любое дите знает, которое по подвалам сидит, а по нему тяжелая артиллерия работает на америкосские транши…» – «А погибнешь в двадцать пять?» – «Неа, я везучий». – «Поедешь себе это снова доказывать?» – «И докажу. У меня, как у кошки, девять жизней. Десятая – Тимкина».
Потом Лиза тасовала фрагменты сводок, совпадающие по времени с приблизительным днем пересечения Тимуром границы:
«Начатое 11 августа контрнаступление войск ДНР привело к тому, что 12 августа была занята Степановка, а утром 13-го Мариновка. Отчаянная контратака сил хунты на Степановку 13–14 августа хоть и привела к тяжелым боям на подступах и в самом селе, но окончилась полным разгромом атаковавшей группировки» (Сводки ополчения Новороссии 15.08.2014).
«“Вооружейными силами Украины героически освобожден город Ждановка в Донецкой области. Слава Украине!” – написал в своем микроблоге в Твиттере президент Украины Петр Порошенко» (16.08.2014. Новостные сайты Украины).