Вечная любовь

Она отвернулась. Но, несмотря на страх, она была уверена в одном: ей Шон вреда не причинит. Почему - сама не знала.

Чтобы смыть яд олхой-хорхоя, ушло много воды, и Шон урезал дневные порции. Всем, кроме Ульяны. Она сначала возмутилась, но через несколько дней с благодарностью принимала дополнительные глотки теплой, начинающей попахивать затхлостью влаги.

- Потерпи. Скоро доберемся до колодца, отдохнем... А там и до гробницы рукой подать, - успокаивал Шон.

Уля верила, хотя и не понимала, как умудрились найти захоронение в подобных условиях. Это кого в такую даль понесло? Но мужчины только плечами пожимали, ссылаясь на судьбу.

В неё верили все. В судьбу и удачу. И радовались, что Ульяна согласилась ехать, хотя она сама была уже не уверена в правильности решения. То, как началась экспедиция, больше походило на фильм ужасов. И в один из дней Уля поймала себя на том, что молится. Раскачивается в такт шагов неторопливого верблюда и шепчет «Отче наш», - может быть, неправильно, забывая половину слов, но от всей души.

16

Как ни растягивали воду, настал день, когда последние капли были разлиты по фляжкам, а опустошенный бурдюк отправился в кожаный мешок, к своим собратьям.

- Потерпите, сегодня к вечеру должны добраться до воды, - успокоил товарищей Шон, но Уле показалось, что он больше к ней обращается, чем к мужчинам.

И, стиснув зубы, поклялась себе терпеть - быть единственной оберегаемой женщиной в коллективе, несомненно, приятно. А вот слабым звеном - не очень.

Солнце словно с ума сошло: палило, как ни в один день до этого. Даже небо казалось каким-то белесым, словно выгоревшим. Пустыня понемногу теряла цвета, окружающий песок с торчащими из посеченными ветром камнями не стали мертвенно-белыми, как вываренные кости. Их тоже хватало: тут и там ветер раскидывал песок, открывая взору то кусок позвоночника, то ребра, то череп, пялящийся в пустоту темными провалами глазниц. Кому они принадлежали, Уля не могла понять, но явно не людям.

Это радовало, но знойный ветер вызывал головную боль, а воды, чтобы перебить вкус горячего песка, не осталось.

- Потерпи еще немного!

Лица Шона не было видно за длинным шарфом, которым он укутывал не только голову, но и лицо, однако глаза улыбались. Это не могли скрыть даже темные стекла солнцезащитных очков.

И Уля терпела, потеряв интерес ко всему, кроме колодца, который, по словам спутников, находился поблизости.

Не удивила её и смена окружающего. Песок почти исчез, уступив место таким же белым камням. Мелкие, с горошину, и большие, с голову верблюда, они образовывали лунный ландшафт, а склоны вырастающих впереди скал только усиливали сходство.

- Где-то здесь...

Шон, остановив верблюда, оглядывался по сторонам. Подъехавший Басан вытянул руку, указывая на тонкую расселину правее тропы. И караван направился прямо туда.

Животные беспокоились. Ревели, упирались, взбрыкивали. И даже Улин спокойный верблюд тревожно вытягивал шею, с шумом вдыхая раскалённый воздух. Она заволновалась:

- Там точно... никого нет?

- Только ветер! - Шон на мгновение снял очки и зажмурился от яркого солнца. Но между ресниц льдисто сверкнули синие глаза, даря мнимую прохладу. - Верблюды воду чувствуют!

Расселина оказалась шире, чем казалось. Она закручивалась внутри скалы, так что сверху, наверное, это все напоминало гигантскую морскую ракушку. Изнутри тоже - ветер запутывался в паутине расселин и оставался у входа, так что стены казались гладкими, словно отполированными.

- Кто это сделал? - Уля наклонилась с седла, чтобы коснуться рукой поверхности. Показалось, погладила жесткую теплую шкуру какого-то животного. Скала словно дышала, а изнутри доносилось странное биение.

Снова вспомнился демон. Тот тоже стучал костями. Но мужчины не тревожились, заявив, что это ветер бьется о скалы снаружи.