Время приближалось к полудню, и кругом ходили люди. Ощущая их приветливые взгляды, Алексей Петрович стоял рядом с машиной и не знал, куда деваться. Платье становилось нестерпимым. Брюки лежали в машине, и, если наклониться, их можно было увидеть. С каждым новым прохожим тоска прибавлялась и росла. Алексей Петрович был готов провалиться под землю, но земля не пускала.
Между тем по переулку к нему медленно приближалась лошадь.
За ней тащилась телега с угрюмым возницей на ящиках.
Алексей Петрович в который раз тяжело вздохнул и с простодушным интересом стал наблюдать эту архаичную картину.
Лошадь брела, низко опустив голову и уныло переставляя ноги. У машины она вдруг забеспокоилась, посмотрела на Алексея Петровича и заржала.
Алексей Петрович от неожиданности вздрогнул.
Возница взмахнул вожжами, лошадь сделала несколько вынужденных шагов, оглянулась и снова заржала.
И тут Алексей Петрович с каким-то странным ужасом обнаружил у нее отсутствие хвоста. Инстинктивным, неосознанным движением он снял фату и свои длинные, слегка спутанные волосы.
Лошадь взбешенно заржала и повернула телегу на тротуар. Посыпались ящики. Возница, ругаясь, соскочил с телеги и схватил лошадь под уздцы. Лошадь ржала и била копытами. Алексей Петрович с глубоким отвращением оторвал от фаты конский хвост и бросил его на землю.
Увидев это, возница оторопел, потом схватил деревянный ящик и, размахивая им, с криком бросился на Алексея Петровича.
Алексей Петрович взял с места в карьер.
Толстый, лысый, он бежал по переулку, путаясь в длинном платье, а за ним гнался возница, размахивая ящиком, и, громыхая телегой, неслась оскорбленная лошадь.
Измученный, совершенно выбившийся из сил, Семен брел по дорожке парка. В руке у него болтался портфель Алексея Петровича. У пруда он остановился и, вглядываясь в густую зелень кустов, негромко позвал:
– Леш, а Леш…
– Ну чего, – сердито отозвался Алексей Петрович.
– Я тебе брюки принес! – Семен подавил остатки смеха и болезненно схватился за грудь. – Ох, не могу больше…
– Давай сюда, – сказал Алексей Петрович, затрещал ветками и протянул из кустов руку.
Семен отдал ему портфель, с трудом отдышался и, стараясь быть серьезным, спросил:
– Ну что, узнал адрес?
– Узнал, – буркнул Алексей Петрович.
– Это хорошо, – сказал Семен и виновато добавил: – Ты уж извини меня, что так вышло… Но я не мог удержаться… Я как представил… – Он с усилием удержался от нового приступа смеха и сказал: – Ну, в общем, страшное дело. Я-то еще ничего. А у этого, из автобуса, говорят, пупок развязался.
Алексей Петрович вылез из кустов в рубашке и брюках, засунул платье в портфель и щелкнул замками.
– Меня это не волнует, – сказал он. – А вот ты… Ты меня предал. Ты издевался надо мной. Все меня предают. Все надо мной издеваются. И ты тоже. Я думал, ты хочешь мне помочь. И я тебе верил. Я делал так, как ты говорил. Ради Лизы я был готов на всё, и ты воспользовался этим. Почему ты не сказал мне, что это был хвост от лошади? Ты уже давно ведешь двойную игру. Ты специально заставляешь меня делать что-нибудь ужасное, а потом смеешься надо мной.
– Леш, да что ты…
– Да, да, – сказал Алексей Петрович. – Ты получаешь от этого удовольствие. Там, где мне тяжело, там, где мне больно, тебе весело. Ты сам заставил меня переодеться в Лизино платье и пойти к врачу, а потом сел напротив и стал смеяться надо мной, как будто только что понял, что я не женщина. Очень смешно! Необыкновенно смешно!
– Леш, – ужаснулся Семен. – Так ты ничего не знаешь? Ты не знаешь, у кого ты был?
– У кого я был? У врача, – сказал Алексей Петрович, подозревая что-то неладное. – У врача Небогадко. Он оказался женщиной.
Семен задохнулся. С ужасом понял, что снова смеется. Глаза у него вылезли из орбит и закатились. Он хотел остановиться, но уже не мог.
– Леша… умираю… – прохрипел он сквозь смех и повалился на землю.
Алексей Петрович опомнился и склонился над ним как над умирающим.
– Семен, Семен, ну что ты… Не надо…
Семен дернулся пару раз и затих.
Алексей Петрович намочил платок водой и положил Семену на лоб. Тот лежал тихий, спокойный и отрешенным взглядом смотрел в потолок. Потом разлепил губы и тихо сказал:
– Спасибо.
Алексей Петрович заворочался рядом на сиденье, поправил одеяло, которым был накрыт Семен, и спросил:
– Тебе лучше?
– Знобит, – сказал Семен и нашел глазами Алексея Петровича. – Ты извини, но я не смогу никуда пойти. Совсем не тот я стал. Давай лучше завтра…
– Конечно, конечно, – сказал Алексей Петрович, – завтра воскресенье, завтра и пойдем.
Он открыл большими ножницами банку икры и ласково спросил:
– Икры хочешь?
– Нет, не хочу, – сказал Семен. – Спасибо. – И благодарно закрыл глаза.
Алексей Петрович осторожно вылез из машины, прикрыл дверцу и, опершись о багажник, стал есть икру с больших ножниц.
Вечерело. Над парком зажигались фонари.