— Когда вернешься.
«Все женщины, — подумал он, — независимо от возраста умеют заставить человека почувствовать себя так, словно ты их бросил, даже если ты вышел на десять минут купить сигарет».
— Энн! У меня идея. Пока я буду в отъезде, почему бы тебе не перебраться на Антибский мыс? Там и купаться приятнее. Ты сможешь пользоваться пляжным домиком Мэрфи и…
— Я не нуждаюсь в наставниках, — отрезала Энн.
— Я не думал о наставниках, — возразил он, хотя и понял теперь, что подсознательно имел в виду именно это. — Я просто думал, что там тебе будет приятней, есть с кем поговорить…
— Я и здесь найду, с кем поговорить. Кроме того, я хочу посмотреть побольше фильмов. Странно, но я люблю смотреть кино. А ненавижу я только то, что делает кино с людьми, в нем работающими.
Автомобиль, проезжавший по набережной, замедлил ход. В нем сидели две женщины. Одна из них — та, что была ближе к тротуару, — зазывно улыбнулась. Крейг отвернулся, и машина пошла дальше.
— Это проститутки, да? — спросила Энн.
— Да.
— В храмах древней Греции женщины отдавались незнакомым мужчинам прямо перед алтарем.
— С тех пор алтари стали другие, — сказал Крейг. «Не ходите ночью одна», — сказала Гейл, когда познакомилась с Энн у подъезда отеля. Надо бы ей добавить: не ходите даже с отцом. «Проституткам, — сердито подумал он, — следовало бы придерживаться каких-то правил».
— Ты когда-нибудь бывал с проституткой?
— Нет, — солгал он.
— Будь я мужчиной, мне, наверно, захотелось бы попробовать.
— Зачем?
— Один только раз. Узнать, что это такое.
Крейг вспомнил книгу, которую читал в молодости, — «Юрген» Джеймса Бранча Кебелла. Читал потому, что она считалась непристойной. Ее герой говорил: «Меня зовут Юрген, и я вкушаю каждого вина только раз». Бедный Кебелл, опьяненный славой («Скажите этому сброду, что Кебелл я отроду», — изрек он с высоты своего надменного величия, которое ему казалось непреходящим), бедный Кебелл, мертвый, сброшенный со счетов, забытый еще при жизни, он мог бы сейчас найти утешение в том, что много лет спустя целое поколение людей руководствуется губительным девизом его героя, вкушая каждого вина только раз, каждого наркотика, каждого политического убеждения, каждого мужчины и каждой женщины — только раз.
Энн кивнула на удалявшиеся огоньки машины.
— Может, это помогло бы кое в чем разобраться.
— В чем именно?
— В том, что такое любовь, например.
— Разве любовь нуждается в анализе?
— Конечно. Ты так не считаешь?
— Нет.
— Счастливый ты, если действительно так думаешь. По-твоему, у них роман?
— У кого? — спросил Крейг, хотя и догадывался, кого она имеет в виду.
— У Гейл и Йена Уодли.
— Почему ты спрашиваешь?
— Сама не понимаю. Они так держатся друг с другом… словно между ними что-то есть.
— Нет, — сказал он. — Не думаю.
«Сказать по правде, я просто отказываюсь так думать», — решил он.
— Она холодная, эта Гейл, да? — спросила Энн.
— Я уж теперь не знаю, что люди понимают под холодностью.
— Она очень самостоятельна. Ни от кого не зависит, красивая, но не на это делает ставку. Конечно, я познакомилась с ней только сегодня и могу ошибаться, но мне кажется, она умеет заставить других поступать так, как хочет она.
— По-твоему, она хотела, чтобы Уодли вел себя как дурак и кончил тем, что его вывернуло наизнанку?
— Возможно. Косвенным образом. Она за него беспокоится и потому хотела, чтобы он сам видел, в каком оказался тупике.
— По-моему, ты ее ценишь выше, чем она стоит.
— Возможно, — согласилась Энн. — И все же хотела бы я быть такой, как она, — холодной, гордой, знать, чего я хочу. И добиваться своего. Добиваться, не идя ни на какие сделки. — Энн помолчала немного, потом спросила:
— У тебя с ней роман?
— Нет, — ответил он. — Почему ты спрашиваешь?
— Просто так, — небрежно бросила она и поежилась. — Холодно стало. Хорошо бы поскорее прийти в отель и лечь спать. День был такой долгий.
Но когда они вернулись в отель, она решила, что спать еще рано, и поднялась к нему в номер выпить немного на сон грядущий. Кроме того, она вспомнила, что должна взять у него рукопись.
«Если Гейл постучится сейчас в дверь при Энн, — с усмешкой подумал Крейг, наливая в стаканы виски с содовой, — получится неплохая семейная вечеринка». Он открыл бы ее такими словами: «Гейл, Энн хочет задать вам несколько интересных вопросов». И Гейл, наверно, ответила бы на них. Со всеми подробностями.
Когда он подал Энн виски, она все еще разглядывала титульный лист рукописи.
— Кто этот Малколм Харт? — спросила она.
— Мой знакомый по армии. Он погиб.
— А мне казалось, ты говорил, что сам написал сценарий.
— Верно. — Он пожалел, что по пути из аэропорта проговорился. Теперь придется объяснить.
— Тогда почему же здесь стоит фамилия другого человека?
— Считай, что это nom de plume.[30]
— Зачем тебе nom de plume?
— Деловые соображения, — сказал он.
Она скорчила гримасу.
— Ты стыдишься своей работы?
— Не знаю. Пока еще не знаю.
— Не нравится мне это. Тут что-то не то.