– Он бросил пить, – вырвалось у него. Слишком поздно Крейг сообразил, как по-идиотски это звучит.
– Зато не бросил других развлечений. Женился три раза и все-таки ищет чего поновее. Больше я с этой девчонкой слова не скажу. А твоя вторая дочь! Бедняжка Марша! Мчится сюда из самой Аризоны, чтобы утешить отца, – и что ты ей сказал? Неужели других слов не нашлось, кроме «Марша, ну и разнесло же тебя!»? Она несколько дней проплакала. Знаешь, что она мне сказала? «Даже истекая кровью, он все-таки издевается надо мной. Он меня ненавидит». Я попыталась уговорить ее приехать сюда со мной, но она отказалась.
– Я извинюсь перед ней, – устало пообещал Крейг. – Как-нибудь потом. Я вовсе ее не ненавижу.
– Зато ненавидишь меня.
– Я никого не могу ненавидеть.
– Даже сейчас ты готов на все, чтобы меня унизить.
Крейг холодно отметил привычные мелодраматические интонации, которые появлялись в ее голосе при упоминании о муках, которые она терпит.
– Что и говорить, прямо сейчас эта особа бесстыдно слоняется внизу, готовая броситься к тебе, как только ты меня вышвырнешь отсюда.
– Не знаю, о какой особе ты толкуешь, – отбивался он.
– О твоей парижской шлюхе. Прекрасно знаешь. И я тоже.
Пенелопа стала нервно расхаживать по комнате, очевидно, пытаясь взять себя в руки. Он закрыл глаза и вжался в подушку.
– Я пришла сюда не затем, чтобы спорить, Джесс, – уговаривала Пенелопа прежним рассудительным тоном, – а затем, чтобы сказать: твой дом открыт для тебя. Буду рада. Более чем.
– Я же сказал, что подумаю, – повторил он.
– Сделай одолжение, – допытывалась она, – раз и навсегда объясни, зачем тебе понадобился развод.
Ну что же, сама напросилась. Он открыл глаза, чтобы видеть ее реакцию.
– Однажды в Нью-Йорке я встретил Элис Пейн.
– При чем тут Элис Пейн?
– Она рассказала мне забавную историю. Каждый год пятого октября она получает дюжину роз. Без карточки. От неизвестного.
Судя по тому, как внезапно окаменело ее лицо, как напряглись плечи, удар попал в цель.
– Ни одна женщина, – продолжал он, – имеющая какое-то отношение к дюжине роз по пятым числам октября, не получит меня ни живым, ни мертвым.
Он снова лег и закрыл глаза. Она сама полезла на рожон и получила, и теперь его захлестывало огромное облегчение оттого, что правда наконец вышла наружу.
– Прощай, Джесс, – прошептала она.
– Прощай.
Он услышал, как тихо закрылась за ней дверь. И впервые заплакал. Не от гнева, не от горечи потери. А потому, что, прожив с женщиной двадцать лет и имея от нее двоих детей, не испытывал при расставании никаких чувств, даже ярости.
Немного погодя он вспомнил, что Пенелопа говорила о Констанс.
– Внизу ждет леди, – сказал он мисс Белиссано. – Не попросите ее подняться? И дайте мне щетку, расческу и зеркало.
Он зачесал волосы назад. За три недели они сильно отросли. Густые, длинные, они словно отвергали болезнь. И седины не прибавилось. Глаза на осунувшемся лице казались неестественно огромными и блестящими. Он сильно похудел и от этого выглядел помолодевшим. Правда, сомнительно, чтобы Констанс понравился такой способ омоложения.
Но дверь открылась, и на пороге появилась Белинда. Крейг едва скрыл разочарование.
– Белинда, – сердечно приветствовал он, – как я рад вас видеть!
Она чмокнула его в щеку. Похоже, Белинда плакала: грусть облагородила маленькое личико с резкими чертами, сделав его более женственным. На ней было все то же платье цвета электрик. Особый наряд для визитов к умирающим.
– В этой больнице сплошные чудовища, – пожаловалась она. Голос тоже стал мягче. Должно быть, его болезнь благотворно на нее подействовала. – Я приходила каждый день всю неделю подряд, и меня не пускали.
– Мне очень жаль, – солгал он.
– Но я в курсе всех дел. И уже поговорила с мистером Мерфи. Вам не придется работать над этой картиной.
– Боюсь, что так.
Она нервно сцепила руки. Узкие и огрубелые. Двадцать три года за пишущей машинкой. Ярко-красный лак на ногтях. Просто талант безошибочно выбирать неудачные цвета.
Белинда подошла к окну, поправила жалюзи.
– Джесс, – начала она, – я хочу уволиться.
– Не верю.
– Лучше поверьте.
– Нашли другое место?
– Конечно, нет! – оскорбленно вскинулась она, поворачиваясь спиной к окну.
– Зачем же увольняться?
– Вы все равно не сможете работать, даже когда выпишетесь отсюда.
– Какое-то время – да.
– Очень долго. Джесс, не будем себя обманывать. Вам не нужна ни я, ни этот офис. Вам следовало бы закрыть его пять лет назад. Вы держали его из-за меня.
– Вздор, – отмахнулся он, стараясь говорить как можно резче. Она знала, что он лжет, но ложь была сейчас необходима.