Читаем Вдали от городов. Жизнь постсоветской деревни полностью

Согласно этой логике сравнения, деревня оказывается пространством дефицита, в котором, несмотря на некоторые плюсы, отсут ствуют важные ресурсы или возможности.13 Дефицит в деревне, по мнению ее жителей, сегодня составляют прежде всего рабочие места. В данном случае деревня определяется как «недоделанный город», или, точнее, «недо-индустриализованное» и «недо-рыночное» пространство. Проекты по реформированию деревни в советское время, конечная цель которых состояла в преодолении «отсталости» деревни через индустриализацию сельского хозяйства и «офабричивание» образа жизни, оказались незавершенными и неудачными (см. статью И. Освальд в данном сборнике). Переориентация же на рыночные отношения и распространение предпринимательства в сельской местности – тема отдельного большого исследования. Мы лишь можем зафиксировать факт, что в исследуемой нами деревне фермерство практически не развито в силу его экономической неэффективности, а другие случаи предпринимательства, как правило, инициируются приезжими.

Очевидно, следствием использования подобной логики сравнения является не только утверждение дихотомии город/деревня, но и популярность алармистских высказываний:

В деревне нет ничего! Все разваливается от старости или скупается богатенькими людьми, чтобы спилить остатки леса или воспользоваться другими дарами природы.

(из школьного сочинения, дев., 15 лет)

Если в данном случае деревня оценивается исключительно отрицательно, то вторая стратегия сопоставления с городом, напротив, конституирует пространство деревни как «заряженное положительно». Существует множество нарративов, в которых деревне приписываются особые, уникальные характеристики. Противопоставление и обособление от города происходит через спецификацию, которая зачастую становится экзотизацией. В этом случае деревня принципиально становится «не-городом», но неким экзотическим пространством. При этом экзотизируется не Другой (ср. Нойман, 2004), когда в отношении Другого ведется поиск и формулирование «экзотичных» отличий. В данном случае происходит как бы «самоэкзотизация», и пространство деревни экзотизируется для «потребления вовне». Оно делается привлекательным не столько для «внутреннего пользования», сколько для внешней перспективы, для того самого города. Пример тому – цитаты из школьных сочинений, где деревня представлена отнюдь не как пространство повседневной жизни «для себя», но скорее место для отдыха и созерцания прибывшего кого-то «извне»:

Само слово деревня дает образ тишины, покоя, красоты и таинственности здешнего ландшафта, так богатого хвойными лесами.

(из школьного сочинения, мальчик, 10 класс)

Люди, которые приезжают в деревню, очень удивлены, так как народ в деревне намного дружнее и нет преступности, а так же их завораживают чудеса природы…

(из школьного сочинения, дев., 15 лет)

Мне представляется интересным и важным реконструировать и проинтерпретировать такие специфические, зачастую экзотизированные характеристики, приписываемые деревне самим сельским сообществом. Я полагаю, что популярность подобной стратегии сравнения города и деревни возможно расценивать как выстраивание, обретение деревней новой субъектности, развивающейся уже в рамках постиндустриальной, постмодернистской логики. Кроме того, такие характеристики деревни, на мой взгляд, – некие маркеры современных социальных трансформаций в деревне, ибо сама их проблематизация – свидетельство значимости. Далее в статье я обозначу и попытаюсь проанализировать некоторые центральные или, скажем, наиболее популярные характеристики или темы, дискурсивно конституирующие пространство деревни, среди которых – инаковость сельского времени и пространства и особые отношения, бытующие в деревне. Безусловно, каждая из таких тем могла бы составить отдельное исследование, и можно было бы написать не один текст. Я же коротко рассмотрю их с целью понять тенденции трансформации деревни и что, в конечном итоге, может составить ее новую субъектность.

«Другие люди»: особая мораль и отличные отношения

Идея о том, что в деревне живут «другие люди», отличные от городских, довольно популярна и часто озвучивалась нам в самых разных ситуациях и формах. Инаковость этих «других людей», согласно нашему исследовательскому материалу, конституируется с привлечением моральных императивов. Рассмотрим эти представления более подробно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917–1920. Огненные годы Русского Севера
1917–1920. Огненные годы Русского Севера

Книга «1917–1920. Огненные годы Русского Севера» посвящена истории революции и Гражданской войны на Русском Севере, исследованной советскими и большинством современных российских историков несколько односторонне. Автор излагает хронику событий, военных действий, изучает роль английских, американских и французских войск, поведение разных слоев населения: рабочих, крестьян, буржуазии и интеллигенции в период Гражданской войны на Севере; а также весь комплекс российско-финляндских противоречий, имевших большое значение в Гражданской войне на Севере России. В книге используются многочисленные архивные источники, в том числе никогда ранее не изученные материалы архива Министерства иностранных дел Франции. Автор предлагает ответы на вопрос, почему демократические правительства Северной области не смогли осуществить третий путь в Гражданской войне.Эта работа является продолжением книги «Третий путь в Гражданской войне. Демократическая революция 1918 года на Волге» (Санкт-Петербург, 2015).В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Леонид Григорьевич Прайсман

История / Учебная и научная литература / Образование и наука
1221. Великий князь Георгий Всеволодович и основание Нижнего Новгорода
1221. Великий князь Георгий Всеволодович и основание Нижнего Новгорода

Правда о самом противоречивом князе Древней Руси.Книга рассказывает о Георгии Всеволодовиче, великом князе Владимирском, правнуке Владимира Мономаха, значительной и весьма противоречивой фигуре отечественной истории. Его политика и геополитика, основание Нижнего Новгорода, княжеские междоусобицы, битва на Липице, столкновение с монгольской агрессией – вся деятельность и судьба князя подвергаются пристрастному анализу. Полемику о Георгии Всеволодовиче можно обнаружить уже в летописях. Для церкви Георгий – святой князь и герой, который «пал за веру и отечество». Однако существует устойчивая критическая традиция, жестко обличающая его деяния. Автор, известный историк и политик Вячеслав Никонов, «без гнева и пристрастия» исследует фигуру Георгия Всеволодовича как крупного самобытного политика в контексте того, чем была Древняя Русь к началу XIII века, какое место занимало в ней Владимиро-Суздальское княжество, и какую роль играл его лидер в общерусских делах.Это увлекательный рассказ об одном из самых неоднозначных правителей Руси. Редко какой персонаж российской истории, за исключением разве что Ивана Грозного, Петра I или Владимира Ленина, удостаивался столь противоречивых оценок.Кем был великий князь Георгий Всеволодович, погибший в 1238 году?– Неудачником, которого обвиняли в поражении русских от монголов?– Святым мучеником за православную веру и за легендарный Китеж-град?– Князем-провидцем, основавшим Нижний Новгород, восточный щит России, город, спасший независимость страны в Смуте 1612 года?На эти и другие вопросы отвечает в своей книге Вячеслав Никонов, известный российский историк и политик. Вячеслав Алексеевич Никонов – первый заместитель председателя комитета Государственной Думы по международным делам, декан факультета государственного управления МГУ, председатель правления фонда "Русский мир", доктор исторических наук.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Вячеслав Алексеевич Никонов

История / Учебная и научная литература / Образование и наука