Вавилонские хроники

– Что у вас?

– Хочу освободить раба, – сказал я, злясь.

Она сунула мне пачку бумаг.

– Заполните.

Я забрал бумаги и отошел к черному стеклянному столу, что стоял посреди зала. Уселся. Вытащил авторучку и стал читать бумаги.

Это была анкета освобождаемого. Необъятная. Содержащая множество мучительных вопросов.

Я быстро заполнил те графы, которые касались освобождающего: год рождения, место рождения, гражданство, количество известных поколений, служили ли родовичи жрецами, имелись ли случаи уклонения родовичей в какие-либо чужеземные верования, кто из родовичей, включая двоюродных и троюродных, принимал участие в военных действиях против Ашшура, Харрана, Ниневии? Сведения о месте работы, о родителях. Все это я написал быстро, четким почерком.

Затем начались вопросы об освобождаемом. Год рождения. Да откуда мне знать год рождения Мурзика? У него на лбу не отпечатано. У Мурзика на шкуре что угодно отпечатано, только не год рождения. Подумав, я вписал свой год, а дату указал на месяц позже – чтоб не задавался. Не хватало еще, чтобы мой раб оказался меня старше!

Место рождения. Я вписал «Вавилон».

Имя. Подумав, я написал «Хашта». Хорошее имя, энергичное. Десятнику вполне подходит. Да и сотнику такое носить не стыдно.

Места предыдущего служения, с… по… причина перевода…

Я встал и подошел к окошку 46.

– Дайте мне еще одну анкету, – сказал я. – У меня возникли вопросы.

– Думать надо, прежде чем бумаги пачкать, – сказала тетка и вывалила мне еще одну. – Дома заполните, тогда и приходите. У нас тут не комбинат анкеты печатать…

Я ушел, злой.

* * *

Вечером, досмотрев «Киллера-8: космический убийца возвращается», я вытащил бумаги, разложил их на кухонном столе и призвал к себе Мурзика.

Тот осторожно вошел, встал рядом.

– Мурзик, – спросил я, – а тебя как зовут?

Он растерялся. Заморгал, губами зашлепал.

– Ну! – прикрикнул я.

– Так это… – сказал Мурзик и заглох.

– «Хашта» тебе подходит?

– Подходит… А зачем это?

– Родился когда?

– Да кто ж его знает?

– Через месяц после меня – сойдет?

– Сойдет… А для чего это, а?

– Молчи, говорящее орудие, когда к тебе господин обращается. Место рождения помнишь?

– Ну… в бараке… или где-нибудь на задворках, в курятнике… если летом – так, скорее, в поле где-нибудь, а если зимой – так и в хлев пойти могла, спрашивать-то некого… померла мать.

– Пишу – «Вавилон». Имя матери… а, не требуется. Хорошо. Давай, места служения называй. «С… по…»

Мурзик долго и мучительно давил из себя воспоминания. Где он служил и чем там занимался – то помнилось хорошо. Кто рядом был – того тоже не забыл. А вот с датами у моего раба было совсем худо.

Кое-как заполнили.

– Свободных в роду нет?

– Нет.

Я поставил прочерк.

– Какими специальностями владеешь?

– Ну, забойщик… шпалоукладка, понятное дело… бульдозером управлять мог когда-то, сейчас всё перезабыл, поди… готовить вот Цира научила – спасибо ей, душевная девушка… А вы что, господин, продавать меня надумали? Гарантия еще не истекла, через биржу-то оно всяк удобнее…

– Продавать тебя, как же! – сказал я, озлившись. – Освобождать тебя буду. Не хватало еще, чтобы я, великий Энкиду, самого себя в рабстве держал. Сумасшедший дом получается…

Мурзик ойкнул и пал в продавленное кресло, спугнув кошку.

– А что я делать буду? – спросил он. – Я свободным-то никогда и не был…

– Откуда мне знать… Вот тут и спрашивают: что ты, освобожденный раб Мурзик, делать будешь? Где жить будешь, в частности? Обеспечен ли ты жилплощадью? Мардук-Ваал, ну и порядки! Что же, теперь и раба не освободить, если квартиру ему купить не на что! Либо на свою родную жилплощадь прописывай…

– А вы не освобождайте, – тихо сказал Мурзик. – Куда я пойду? По подвалам побираться?

– Молчи, говорят тебе… Ладно, я с Ицхаком поговорю. Все равно он штат расширять собрался. Пусть тебя в уборщицы возьмет и какую-нибудь ведомственную комнатку даст, что ли…

Я снова уткнулся в анкету.

– «Есть ли на теле освобождаемого клейма или какие-либо иные знаки и отметины, позорящие звание вавилонского гражданина?» Мурзик, много на тебе отметин?

– Много, – мрачно сказал мой раб.

– Будут проблемы с получением гражданства. Тут требуется оплатить косметическую операцию…

– Да не надо ничего этого, – снова завелся Мурзик.

Я хлопнул по столу кулаком.

– Энкиду, грх-аанья!

– Йо-ло, – утух Мурзик.

– То-то же. Насчет косметической операции надо будет Циру спросить… Бабы про такие вещи хорошо знают…

Я взял другую бумагу. Вчитался хорошенько. Это было извещение о необходимости уплаты налога на освобождаемого раба. Шестьдесят сиклей. Грабеж! На эти деньги живого раба купить можно.

Третья квитанция была счетом в банке. Освобождающий обязан открыть освобождаемому счет в банке, дабы тот по освобождении не стал обузой на шее государства и не пополнил ряды преступников, толкаемый к тому голодом и нуждой. Минимальная сумма взноса – сто сиклей.

– Полгода будешь мне свою зарплату отдавать, – решил я, складывая бумаги. – Долговую расписку напишешь.

И пошел спать. Мурзик долго еще сидел на кухне, в темноте. Он был совершенно подавлен.

* * *