Весьма важная церемония «священного брака», несомненно, происходила внутри храма, и для ее проведения, наверное, служило отдельное особенно торжественное помещение. Его следовало бы искать в храмах, стоявших на высоких террасах ранней поры, а в дальнейшем на впервые появившихся зиккуратах. Имеются указания на то, что в этих святилищах были специальные постаменты для ложа. Изображения на цилиндрических печатях III тысячелетия позволяют увидеть «жениха», направляющегося в сопровождении процессии к святилищу с двустворчатой дверью, то есть к Дому новогоднего праздника, который, возможно, в это время был идентичен верхнему храму.
Тот факт, что зиккурат развился из высокой террасы, ныне никем не оспаривается. Однако нелегко объяснить, какие именно причины повлекли за собой строительство все более высоких башен из сырцового кирпича. По этому вопросу существует множество теорий; несколько из них мы изложим здесь вкратце. Не решенный окончательно до сих пор вопрос о происхождении шумеров и гипотеза, согласно которой они не являются коренным населением Двуречья, привели к предположению, что они пришли сюда из горной местности, где привыкли чтить своих богов. Поэтому в равнинной Месопотамии они имитировали горы, насыпая искусственные возвышенности. Другая теория опирается на местные условия, связанные с характером выпадения осадков. Южную Месопотамию, пронизанную реками и каналами, часто затопляли полые воды; случались и большие наводнения. Чтобы уберечь святилище и собственность богов от воды, культовые постройки возводились на платформе, которая с годами по мере проведения необходимых обновлений становилась все выше. Многое говорит в пользу второй теории, тогда как происхождение шумеров из горной страны и связанные с этим выводы, касающиеся постройки зиккуратов, кажутся все менее правдоподобными.
Историк архитектуры Эрнст Хайнрих привлекает к своим исследованиям данные текстов, пытаясь таким образом выявить основу религиозных и культовых понятий той поры. Среди представлений, складывавшихся вокруг Инанны и Думузи, важную роль играло умирание природы, вызывавшее тревогу древних людей. В песнях-плачах они сокрушались о гибели всего живого, причем часто упоминалось разрушение храмов, святилищ и целых городов. В одной из сохранившихся песен говорится о разрушении Ура, причем богиня оплакивает свой храм: «Принадлежащая мне, возвышенной женщине, святая святых, мой царственный дом, чье существование мне боги установили надолго, лежит ниспровергнутый на земле, весь в моих плачах и рыданиях… Как шатер, как хижина, снесенные на месте уборки урожая, предоставленные дождю и ветру»{42}.
Так как принято считать, что «священный брак», важнейшая предпосылка возрождения» происходил в верхнем храме, то Э. Хайнрих полагал, что как раз по этой причине культовое разрушение ограничивалось только им. Верхнему храму, как бы воплощавшему в себе весь город, надлежало разделить судьбу умирающей природы. Этот тезис подтверждается не только литературными мотивами, которые подчас бывают туманны и потому малопонятны, но прежде всего археологическими данными. Строения на высоких террасах обновлялись гораздо чаще, чем окружающие их нижние храмы. Это видно по следам множества полов, располагавшихся друг над другом.
Вполне вероятно, что на протяжении IV и начала III тысячелетия до нашей эры существовала практика, обусловленная религиозными мотивами, в соответствии с которой постройку, где происходило символическое обновление жизни, ежегодно сносили, а на ее месте всякий раз строили другую, но уже на более высоком уровне, поверх в очередной раз утрамбованных обломков. Этот обычай, связанный, возможно, с практическими обстоятельствами, в дальнейшем стал подкрепляться религиозными мотивами и в конце концов вошел в развивающиеся культовые традиции.