— Отпечатки пальцев с кубка сняли?
— Зачем?
— Затем, что так положено! — уже на повышенных тонах сказал Кузьма.
— Я не понял, вы из прокуратуры или из адвокатуры? — взмолился следователь.
— Из прокуратуры. Поставлен надзирать за работой милиции. Снимите с кубка отпечатки и ещё раз допросите сторожа.
— Слушаюсь, товарищ прокурор. Хочу поставить вас в известность, что я буду на вас жаловаться. Вы не надзираете, а мешаете мне проводить следственные действия.
— Как вам будет угодно.
Кузьма вышел от следователя злой и направился в следственный изолятор, чтобы поговорить с Николаем.
Кузьма не виделся с товарищем с тех пор, как тот прибежал к нему и сообщил, что над командиром сгущаются тучи. Теперь он встретил своего друга и боевого товарища в камере для допросов следственного изолятора.
— Не думал, что мы с тобой встретимся в такой обстановке, — сказал Кузьма.
— Значит, этот гад остался жив.
— Выходит, что так.
— Значит наша война ещё не закончена.
— В тюрьмах не воюют, — возразил Кузьма.
— Это как сказать. Васька свою войну воевал в лагере и чуть не был расстрелян. А я надеюсь, что отделаюсь сроком. Сколько мне дадут?
— Лет пять, если я докажу, что бюст разбил не ты, а если не докажу…
— Ну, это понятно. Ты решил что-то доказывать?
— Конечно. Ты думаешь, твой адвокат это сделает?
— На войне у каждого своя работа. Я должен сидеть, а ты должен найти его, тогда и я выйду.
— А если не найду?
— А если бы Ваську расстреляли до того, как мы его спасли?
— Это было на войне.
— Мы тоже на войне. Я вор-рецидивист, ты прокурор, какая между нами связь? Только приблизься ко мне, не заметишь, как сам за решёткой окажешься. Я запрещаю тебе заниматься моим делом.
— Кто ты такой, чтобы мне приказывать?
— Жаль, его нет вместе с нами, он бы мог приказать.
— Он бы мог, — согласился Кузьма.
— Ты его хорошо спрятал?
— Будь спокоен.
— Кроме тебя ещё кто-нибудь знает?
— Твоя жена.
— Вот и береги себя и мою жену. От ваших жизней зависит и его судьба.
— За меня и за Машу не беспокойся. Только ты мне тоже не безразличен.
— Гражданин начальник, вы уже надоели мне. Прикажите отвести меня в камеру.
— Николай, перестань, давай всё обсудим.
— Я ещё раз тебе повторяю, если я вор и ты прокурор начнём сейчас что-то обсуждать, то закончим это обсуждение на нарах. Всё. Я устал и хочу в камеру.
Николай встал, подошёл к дверям и стал барабанить по ней руками.
— В камеру, отведите меня в камеру! — закричал он.
Кузьма, нехотя, нажал на кнопку звонка. В камеру вошёл конвоир.
— Уведите, — тихо сказал Кузьма.
Визит прокурора к вору-рецидивисту Ферзю не остался незамеченным. Начальник долго не мог понять, почему его новый сотрудник так заинтересовался совершенно заурядным и неинтересным делом. Однако, сопоставив первое задание нового прокурора по делу "ППЖ", приглашение этой особы к себе на новоселье и заинтересованность в судьбе сожителя этой "ППЖ", а именно стремление усадить его за решётку, ставили всё на своё мнение.
— Уважаемый Кузьма Иванович, — отчитывал своего прокурора начальник, — я, как мужчина, отлично вас понимаю. Однако, ваше положение, как говорится, обязывает. Неужели в качестве любовницы вы не могли найти себе никого иного, кроме дворничихи, да ещё с полукриминальным прошлым?
Как хотелось сказать начальнику всю правду! Как хотелось, чтобы он не только понял, но и помог. Но возможно ли это? Кто он, этот начальник? Друг или враг? Выслушает, посочувствует, или рассмеётся в лицо? А то и того хуже, сделает вид, вроде как понял, а сам вызовет к себе кого-нибудь, да и поручит всё вынюхать, да выведать, и не только выведать, но и вывернуть всё наизнанку, так, чтобы не только судьбу человека узнать, а целый заговор раскрыть. Нет, такому доверяться нельзя, таким, как говориться, палец в рот не клади.
— А тут ещё это, — продолжал начальник.
Кузьма вопросительно посмотрел на шефа. Тот вытащил из стола листок бумаги и начал им усиленно трясти.
— Хорошо, что это ко мне попало! А если бы выше пошло, что тогда мне делать?
— Да что это? — не выдержал Кузьма.
— Жалоба на тебя. Зачем ты вообще полез к этому Ферзю? Кто тебя посылал?
— И что он пишет? — вместо ответа спросил Кузьма.
— Пишет, что к нему применялись недозволенные средства дознания.
— А этот, следователь?
— А что ему жаловаться, если Ферзь после твоего визита во всём признался.
— Значит, он так решил? — скорее сам себе, а не начальнику прошептал Кузьма.
— Это уж тебе виднее, — ответил начальник, думая, что вопрос задан ему. — Какие ты там к нему методы применял, я не знаю и знать не хочу. Только вот, что я хочу тебя попросить, уважаемый Кузьма Иванович: Я ведь не только прокурор, но и человек. И ничего человеческое мне не чуждо. Я понимаю твоё стремление засадить бывшего хахеля этой бабы, но я ещё раз тебя убедительно прошу — хоть немного соблюдать социалистическую законность. Все прекрасно понимают, какие методы надо было применить, чтобы получить признание от такого матёрого преступника, как Ферзь.
Начальник подошёл к Кузьме и отечески положил свою руку ему на плечо.