— Вы здесь находитесь из-за своего несовершеннолетнего сына. Он участвовал в погроме, и я вынужден снять с него показания.
— А что такое погром? — спросил Саша у мамы. — Это когда всё портят и ломают?
— Да, это когда всё портят и ломают, — подтвердил следователь.
— Я только нечаянно разбил одно стекло на стенде, — пояснил ребёнок.
— И всё? — улыбнулся следователь.
— И всё.
— А потом, что вы с отцом стали делать?
— Ничего. Пошли домой.
— Ферзь, ты готовишь себе достойную смену. Такой маленький, а врёт прямо, как профессионал.
— Мальчик говорит правду, — буркнул Николай.
— Слушай, ну ребёнка можно понять, он выгораживает своего отца, но ты-то тёртый калач. Неужели думаешь, что мы не заходили после тебя в школьный музей?
— Ну, если ты заходил, начальник, то сам всё видел.
— Нет, лично я там не был, это сделали оперативники.
При этих словах следователь вытащил из стола протокол осмотра места происшествия и показал его Николаю.
От увиденного, даже у него, уголовника и фронтового разведчика, глаза вылезли из орбит.
— Лажа всё это, начальник, ты же сам знаешь. Зачем дело шьёшь, я же ничего никому плохого не сделал?
И снова в комнате, где на комоде чередой стоят слоники, а за ними икона Божьей матери, на коленях стоит женщина и в который раз просит всевышнего вернуть ей мужа, а сыну отца.
В комнату без стука вошёл Кузьма и тихо, стараясь не разбудить ребёнка, спросил:
— Пустишь?
Маша прекратила свой разговор с Богом, встала и подошла к гостю.
— Проходи. Чай пить будешь.
— Выпью. Я тут тебе принёс кое-что.
Кузьма вытащил из сумки какие-то свёртки и сложил их на столе.
— Что это? — спросила Маша.
— Вот только не надо задавать дурацких вопросов. Николай мой друг и боевой товарищ. Я ему своей жизнью обязан. Ты поняла меня?
Маша молча кивнула головой.
— Тогда возьми и это, — Кузьма протянул небольшой свёрток. — Здесь деньги. Не ахти какие большие, но на первое время хватит.
— Я сама зарабатываю.
— Вот приклеют ярлык жены врага народа, тогда посмотрим сколько ты заработаешь.
Женщина, молча, взяла деньги.
— Не приклеят, мы с ним так и не успели расписаться.
— Много ты знаешь, как ярлыки клеят. Прилепят и свидетельства о браке не спросят.
— Я не верю им, — тихо сказала Маша. — Коля не мог этого сделать.
— Всё бы ничего, если бы не бюст Сталина, — задумчиво сказал Кузьма, — тут сама понимаешь, что может быть.
— Конечно, понимаю. Саша уверяет, что они с отцом ничего такого не делали. Я допускаю, что ребёнок мог соврать следователю, но обманывать меня у него нет никакого резона.
— У тебя есть враги?
Маша задумалась.
— Есть. Это Мишка, которому Саша глаз выткнул и твоя жена.
— Моя жена? С чего ты взяла?
— Помнишь твоё новоселье? Она так сверкала глазами, глядя на меня, что от злости даже разрезала себе руку.
— Твои подозрения основаны только на этом?
— Разве этого мало?
— А разве нет? — ответил вопросом на вопрос Кузьма. — Это эмоции. Что касается Наташи, то у неё нет, и не может быть никакого мотива, чтобы недолюбливать тебя.
— Почему же нет? Я дворничиха, а она жена прокурора.
— Маша, перестань. Что за табели о рангах? Ты знаешь, кем Наташа была до женитьбы? Она работала уборщицей в управлении НКВД.
— Ну и что?
— Как что? Она такая же, как ты.
— Нет. Она жена прокурора, а я дворничиха, сожительница уголовника, и нам с ней вместе по одной половице не ходить.
Кузьма хотел возразить Маше, но поняв, что это бесполезно, махнул рукой.
— Ты меня спросил, я ответила, — сказала Маша.
Кузьма задумался, лихорадочно перебирая в голове возможные варианты событий, которые могли привести к таким плачевным результатам.
— Я обязательно разберусь в этом деле, — пообещал он.
— У тебя ничего не получится.
— Это почему же?
— Потому, что они сильнее тебя.
— Кто они!?
— Не кричи, ребёнка разбудишь.
— Извини. Я просто хотел понять, кто они?
— Я не знаю, как тебе это объяснить. Ну, все они, для кого очень важно, кто у тебя муж, кем ты работаешь, сколько ты зарабатываешь. Им не нужна истина, они боятся её, потому что хотят быть выше этой истины. И для этого они строят свою вавилонскую башню. Попробуй помешай им, и они убьют любого. Я не знаю сколько их, но думаю, что очень много. Я, Николай и ты мешаем им, так что берегись, Кузьма, если не станешь строить их башню, они и тебя упрячут за решётку, а то и вовсе убьют.
— Что ты говоришь, Маша!? Разве это можно говорить?
— Ты считаешь, что я не права?
— Если бы ты только знала, насколько права!
— Если в школьном музее предатель занял место героя, значит, с командиром уже расправились?
Кузьма отвернулся и ничего не ответил.
— Не говоришь мне? Считаешь, что я такая же, как и они?
— Дело не в этом. Ты просто не знаешь, как они умеют языки развязывать.
— Я в Бога верю, — вдруг гордо сказала Маша. — Не думаю, что со мной им это удаться.