Вавилон и Башня

Мукнаил почему-то не хотел думать над вопросом Розевича, понимая, что тот его специально задал так, чтобы начался спор, беспорядочное конструирование образов, а не поиски правильного ответа. Вместо этого Мукнаил подумал, что маленькие мокасины, в которых сейчас расхаживал Розевич-профессор, половинчатому Розевичу, наверное, и на руку не налезут, не то чтобы на ногу. Такой большой и мускулистой была одна нога и одна рука Розевича, лежащего в ложементе.

«Да и зачем ему мокасины? Точнее, один мокасин. Вряд ли он в таком состоянии и с ложемента-то встает. А я? – почему-то с горечью подумал Мукнаил. – У меня есть тело целиком, но я тоже почти не встаю с ложемента. Но зачем вставать с ложемента? И что с этим делать? Идти куда-то непонятно куда, как Асофа и Ульма? И что потом? Они ушли, а мне опять пришлось встречаться с Жабом. И вот теперь меня опять лишили части био, да еще этот образ половинчатого Розевича повесили».

В это время в аудитории кто-то стер образ ядерного грибка и нарисовал новый: огромную фиолетовую собачку, которая гонится за маленьким, но очень зубастым тигром. Собачка была такая большая по сравнению с тигром, что, кажется, она в один прием должна нагнать и придавить его. Тигр прерывисто дышал, капал во все стороны слюной, клацал зубами, однако продолжал изо всех сил убегать.

– Неразделенная агрессия? Вы это хотите сказать? – спросил Розевич, кажется, немного расстроенный. Мукнаил понял, что образ недалек от правильного ответа. – Да, вы близко, близко! Н-н-н-но-с… – Розевич со скрипом повернулся на каблучках своих крошечных мокасинов. – Но-но… это еще не все. Еще не все-с… кто же скажет правильный ответ? Кто? – устремил в аудиторию свой едкий взгляд рыскающих глазенок Розевич-профессор. А Розевич-половинчатый мерно перекатывал крупными глазными яблоками.

Мукнаил уже было хотел что-то дорисовать в этом образе, чтобы дурацкое представление закончилось, но его опередила новенькая студентка, Асул. Так, ничего примечательного. Да и образов у нее в коллекции мало. Какие-то воздушные шары, скачки на лошадях, домики с красными черепичными крышами… в общем, скучно. Они обменялись формальным набором образов во время приветствия, и Мукнаил забыл про нее.

Но именно Асул сейчас дорисовала образ фиолетовой собачки, которая гонится за тигром – большим ядерным грибком, выплескивающим из себя множество одинаковых фиолетовых собачек и маленьких тигров, которые все бежали парами, в разные стороны. Фиолетовые собачки почти догоняли тигров, а тигры почти убегали. Было видно, что штука этого образа в том, что ни те ни другие, сколько бы ни бежали, никак не могут догнать или убежать. Вот им и приходилось бегать с высунутыми языками друг за другом.

– Браво! – заверещал Розевич. – Невыраженная агрессия, ведущая к созиданию! Именно это и является основой величайших открытий. Мы, конечно, сейчас не будем рассматривать все. Вспомним одно. И какое же? Как вы думаете? – профессор опять не стал дожидаться ответа, ведь ответ тут был очевиден. – Первое самоорганизующееся облако! – прокричал он своим слабеньким фальцетом. – Да! Доподлинно известно, что человек, который впервые открыл и воплотил, так сказать… э-кхе, идею в образ или, как говорили когда-то, воплотил идею в жизнь, сделал это из-за невыраженной агрессии. Которая, которая, в свою очередь… привела к такому созиданию! Кажется, кажется… – Розевич жестом остановил поток аплодисментов. – Кажется, когда-то был такой образ, точнее, он не назывался образом… да и кто знает, как он вообще назывался. В общем, говорили: хотели как хуже, а получилось как лучше. И я готов поспорить, готов свои мокасины съесть, черт возьми! – Розевич и правда снял один. – Что это высказывание про то, как невыраженная агрессия превратилась в созидание. И это созидание! – Тут Розевич приготовил образ многочисленных аплодисментов и оваций. – Превратилось в первое самоорганизующееся облако, дорогие студенты! Ур-ра-а-а-а! – совсем уж сорвавшимся фальцетом пропищал профессор.

Зал взорвался аплодисментами, повсюду послышались свисты, отрывистые «браво», даже полетели разноцветные шарики.

Мукнаил, чтобы не сильно выделяться (Жаб в любой момент мог просмотреть его образы), тоже отправил образ аплодисментов и потом с какой-то непонятной злостью (хотя адреналин ему перекрыли) отключил образ ИРТ.

На Мукнаила накатила странная волна. То ли скуки, то ли расстройства. Оба образа смешались в один дурацкий, скользкий и серый. Словно он стоял по колено в какой-то болотной грязи, сверху падали куски ила и противно пахнущего торфа, а вокруг раскачивались большие деревья, будто сделанные из того же ила и торфа, серые и некрасивые.

Как еще точнее изобразить такой образ, Мукнаил не знал. Он знал только то, что раз лекции Розевича закончились, теперь его ожидал курс профессора Клаца, а потом практика работы в облаке, как и сама работа впоследствии. Раньше это вызывало исключительно положительные образы, но теперь, когда до начала оставалось совсем недолго, он почему-то испытывал нечто противоположное.