Вавилон и Башня

От смерти какое-то, блин, чутье «выхода», что ли, когда видишь дверь в здании и сразу догоняешь, что там выход на улицу. Хрен знает, почему так понимаешь… Как-то чуйка попутать не дает.

В Афгане, когда в кишлак входим, кто из салаг чеку теребит, кто за калаш хватается. А бывалые спокойно идут, не дергаются особо. Не важно, деды или пиджаки, все одно знают! Уж косуха там побывала, и, значит, нет никого, или еще только все начинается. Тогда нужно тем более потише идти.

В подъезде этом такое же чувство. Поэтому на стреме надо быть, знамо, косепор какой намечался.

Ероха хотел сигу засмолить. Салага, блин, косячный он.

– Убери нахуй, – рванул я у него зажигалку.

– Чего, Богдан?

– Того! – показал, что стоит-то он прямо над пролетом, через который можно вести прострел по любому дебилу с зажженной сигой, как по маяку на причале.

Ероха из комитетчиков. Хотя неплохо рубит в аппаратуре, однако полный ноль в оперативке. Если б я его не страховал, пригномили давно.

Шли лавиной[41], прижимаясь к стенам. Со стороны могло выйти, что мы танцоры какие. Только две руки с волынами. Моя с «глоком». Ероха со своим косячным «бериком»[42].

«Угробит он нас этим стволом, – все думал я. – Насмотрелся в фильмах, дебил! Надо раньше шмалять. Пока не устроил здесь рикошет. «Берик» – не для закрытых пространств машина, для поля, для леса какого. Чему их только в вышке учат, этих спецов? Наверное, тому, как у других шакалов сосать».

После зачисток я мог не только косуху чуять, но и душу чью-то. Душу, которая могла меня косухой наградить. Тут уж совсем не про запахи базар. Просто чуйка. Первый раз увидал, как Сергуша делает. Еще когда выходили из Баграма, он вдруг жахнул лимонку куда-то в кустарник и всем: «Лежать, вашу мать!» Я тогда полным салагой был, хоть и стодневку оттянул. «Ты че-че-че-го-о-о?!» – кричу ему, а в ушах звон. А к нам уже майор бежит: «Ты чё, кусок недоделанный?»

Потом оказалось, правда-то за Сергушей. Засада там была. Вот откуда знал он про нее? Как прочухал, что там не старик с козами стоит, а шахи с калашами, которых от стариков с козами не отличить никак? Откуда? Да ниоткуда. Просто знал и все.

Вот и сейчас я что-то такое почуял, поэтому «глок» вроде сам по себе защелкал.

Следом два шлепка, на площадке четвертого. Но и опять, сука! Знал, что душ должно больше быть. Может, три, может, четыре… Но не две, это верняк. Поэтому поднимались так же, в связке, до третьего. Ероха губу покусывал. Видать, от косепора своего. Или что опять я переиграл.

В хату вошли не сразу. Дверь скрипнула, хотя и подбита войлоком. Наверно, петли. Только скрип не от металла. От металла, не от металла – какая разница! Вот на хрена вообще такие мысли лезут, когда надо о другом соображать? Твою-то мать… Расслабон мозгов я не любил. Точняк еще где-то внутри сидит один шмаляла, как ни крути. Эти чехи[43] по двое не ходят. Уж тут, какой бы торпедой тот третий ни был, просто так не профилонит ситуацию на лестнице.

В общем, вхожу вроде без палева. Прихожая, обычная интеллигентская хата. Часы с боем, шкаф с каким-то рисунком. Типа, карельская береза, что ли, висит олень с рогами. Короче, профессор при совке с баблом был. Да у него и сейчас могли быть бабосы, а не косяки, если б он не был такой падлой.

Дело-то как было. Хомяк сказал нам достать нефтяника. Да чтоб не просто какой, а доктор наук, который про все знает, где бурить, где не бурить. Мы и нашли. Все культурно, через институт маляву накатали. Типа, научная конференция, не согласитесь ли принять участие… и все в таком духе. Ну и образовался такой Константин Борисыч. Сразу было видно, мужик дельный.

В общем, приехали, поговорили. А он ни в какую – не буду я с вами работать. А мы: «Не хочешь работать, так и не работай, другого найдем».

Но хомяка нашего тогда чехи пасли. Причем мы видели, что пасли, вроде как даже специально их водили по ложному следу. Они за нами, мы за ними присматривали. Так и ездили какое-то время.

Потом чехи профессора зачем-то прибрали. Может, думали, человек он какой важный, держали до последнего. Хомяк приказал достать профессора. На хрена доставать, раз он все равно работать не захотел. Короче, мутная история. Но я не контрабас[44], чтобы приказы обсуждать. Сказали достать – вот и достаем.

Справа от входной двери шкаф, заваленный всякими книгами и фотками. Вот одна такая фотка и спасла нас с Ерохой от шальной гудермесской маслины[45].

Смотрю я на эту фотку. На ней молодой Борисыч в компании с такими же, как сам. Ну, вязаные свитеры, сапоги. В руках держат какую-то хрень здоровенную. Стоят, лыбятся. Понятное дело, отрыли нефть, молодцы. Экспедиция, типа. Снег на дальнем плане, остальное не видно, снимок черно-белый, уставший от времени. Но, похоже, Борисыч часто к этому снимку подходит, потому как стекло на рамке чистое, натертое, а другие пыльные. А тут, гляди-ка, сверкает. Вижу я, что в стекле этом еще кто-то отражается, какая-то рожа бородатая, руки как-то странно держит. В руках волына.