Страх тюрьмы есть только часть страха перед самой жизнью. «Действовать так, чтобы не нужно было думать о тюрьме», может в некоторых ситуациях только человек, который хочет жить так, чтобы в своей жизни не думать вообще <…> Соглашусь с Вацуликом, что нормальному человеку в тюрьму не хочется. Хотел бы, однако, подчеркнуть, что нормальному человеку еще меньше хочется плевать самому себе в лицо и делать вещи, которые неизбежно ведут к потере лица. В иерархии жизненных неудач тюрьма еще не худшая концовка, так же как высшей жизненной целью не является не оказаться за решеткой.217
Гавел же в своем ответе Вацулику настаивает: никакой здравой оценки рисков в несвободном обществе просто не существует.
Никто из нас не знает заранее, сколько мы вынесем и сколько нам будет дано вынести <…> Никто здесь не решал заранее, что мы пойдем в тюрьму, да и никто и не решал, что мы будем диссидентами. Мы стали ими, сами точно не зная как, и в тюрьмах мы стали оказываться, тоже точно не зная как. Мы просто делали некоторые вещи, которые должны были делать и которые нам казалось правильным делать, не больше и не меньше.218
Лихорадочная жизнь под присмотром полиции, активная политическая деятельность – кажется странным, что и в этих условиях Гавел пополнял свой «донжуанский список». Он завел роман с Яной Тумовой – продавщицей в книжном магазине, костюмером в театре «Редута» и актрисой любительской труппы Андрея Кроба, игравшей в «Нищенской опере». Еще одной его любовницей стала психолог Йитка Воднянская. Наконец, главное его увлечение на многие годы вперед – югославская цыганка Анна Когоутова, бывшая жена уже уехавшего за границу Павла Когоута.
В кругу инакомыслящих вообще царили не самые пуританские нравы, а союзы, как официальные, так и неформальные, создавались и пересоздавались в самых разных сочетаниях. Первая жена Ивана Гавела стала женой Иржи Динстбира, бывшая жена Магора стала любовницей Иржи Немеца. «Мере свободы и толерантности, заложенной в этих обменах, можно на расстоянии удивляться или осуждать ее, но примечательно, насколько успешно межличностные отношения диссидентов переживали эти карусели, которые бы обрекли на гибель многие более конвенциональные дружбы», – без ханжества заключает Михаэль Жантовский219. Так, Ольга о большинстве романов мужа прекрасно знала, с Анной Когоутовой даже поддерживала приятельские отношения.
Именно в доме Когоутовой полиция арестует Гавела 29 мая 1979 года.
«Дам им пять лет жизни»
После некоторого выжидания власть решила разобраться с Комитетом по защите несправедливо осужденных просто и незатейливо. В один день, 29 мая, было арестовано больше половины его членов. Правда, для ускорения судебного процесса из первоначальных десяти жертв было решено оставить шесть: Гавела, Вацлава Бенду, Иржи Динстбира, известную в прошлом тележурналистку Отту Беднаржову, Петра Уля и бывшую жену Иржи Немеца Дану.
Гавела задержали у Анны Когоутовой, а дома он не ночевал потому, что предыдущий вечер провел у Йитки Воднянской. Однако арест не стал для него полной неожиданностью: у Вацлава с собой была сумка, где лежали несколько рубашек, нижнее белье, туалетные принадлежности, тапочки и роман «Полет над гнездом кукушки» в переводе упоминавшегося недавно Ярослава Коржана.
Следствие продолжалось пять месяцев. По документам видно, как изменился Гавел за два года, прошедшие после предыдущего уголовного дела. Он уже не тешит себя иллюзиями, что сможет каким-то образом переиграть следователей, а потому с ними никак не сотрудничает. Твердость его позиции важна и потому, что в работе VONS Гавел участия почти не принимал, зато прекрасно осознавал, что дать слабину второй раз он уже не вправе.