Скорость и точность огня была поразительной. Почти каждый выстрел попадал в цель, я думал, всех нас наверняка уничтожат. Наши кони и лафеты были немного отодвинуты вниз по обратному склону и, таким образом, до некоторой степени укрыты от прямого лобового огня, но навесной огонь пришелся прямо по нам, выбивая коней и лафеты сразу парами и производя страшную сумятицу. Едва возницам удавалось выбраться из-под убитых коней, как падали новые… Я видел, как одна бомба взорвалась под двумя лучшими тяжеловозами в отряде и они повалились.
Не все пушки союзников могли стрелять. Некоторые остались без расчета, у некоторых разбило колесо, а починить его не успели, но основные орудия продолжали наносить наступающей гвардии страшный урон, хотя и недостаточный, чтобы остановить. С каждым выстрелом дым сгущался, очевидцы вспоминали, что видели, как ядра проходят сквозь строй гвардейцев, отмечая свой путь разлетающимися в разные стороны мушкетами. Однако гвардия смыкала ряды, и барабанщики подгоняли ее вперед, на плоскую вершину, где ее ожидала пехота союзников. Прапорщик Макриди, ранее смотревший, как уносят в тыл полковые знамена, теперь готовился встречать восточную колонну гвардии, наступавшую ближе всего к середине гребня. Макриди было едва 17, а на него шли императорские ветераны. Он говорил:
Уже было видно, как они подходили в строгом порядке, словно на полковом смотре… Когда они шаг за шагом поднимались к нам и всходили на гребень, их красные эполеты и портупеи, крест-накрест перетягивающие синие шинели, делали их похожими на великанов, и это впечатление усиливалось высокими косматыми шапками и длинными алыми перьями, которые двигались в такт движению голов, когда гвардейцы чеканили шаг под бой барабанов в центре колонны. «Ну, теперь держись», – пробормотал я. И, глядя на устрашающий вид этих людей, вспоминая о славе, которую они себе завоевали, принялся молиться. Я полагал, теперь мне не остается ничего другого, кроме как получить удар штыком, и помню, как выдохнул вместе со словами молитвы самое заветное желание: чтобы штык не задел жизненно важные органы.
Макриди и его 30-й батальон были атакованы двумя батальонами Средней гвардии, оба они гренадерские. Название «гренадерский» было устаревшим, солдаты давно не носили с собою гренады, но гренадеры были традиционно тяжелой пехотой, наступательными войсками. В составе британского батальона находилась легкая рота стрелков и гренадерская рота для тяжелого, рукопашного боя. Эти же два батальона Средней гвардии маршировали прямиком на бригаду генерал-майора сэра Колина Халкетта. Халкетт был ветераном Пиренейской кампании, большую часть своей службы он провел в Королевском германском легионе, хотя при Ватерлоо командовал четырьмя британскими батальонами. Все четыре эти батальона сильно пострадали при Катр-Бра из-за глупости Тощего Билли, поэтому из четырех сделали два. 30-й, в котором служил Макриди, стоял в каре с 73-м, а слева от них стояли 33-й с неудачливым 69-м, потерявшим при Катр-Бра свое знамя. Конечно, они были не одни. Справа от них стояла британская гвардия, а слева – немецкие и голландские батальоны. Однако и два атакующих французских батальона были не одни. Их поддерживали полчища из корпуса генерала Рея, взобравшиеся на гребень позади гвардейцев. Они помогали с ближним артиллерийским огнем, а французская кавалерия готовилась воспользоваться малейшим разрывом строя. Историк Марк Эдкин пишет: «Этой атакой французы при Ватерлоо достигли примерно такого же эффекта, как и всеобщим наступлением, острием которого была гвардия».