Ватерлоо. История битвы, определившей судьбу Европы

Конечно, бросить гвардию в атаку было очень рискованно, но Наполеону ничего другого и не оставалось. «Пространство, – сказал он однажды, – я могу отыграть, а время – никогда». Атаку Блюхера на Плансенуа остановили солдаты Лобау и 10 гвардейских батальонов, но Наполеон знал, что численность прусских войск будет только возрастать. А еще он знал, что прусское подкрепление добралось до восточного края линии Веллингтона, и теперь распределение новоприбывших по всему гребню становится только вопросом времени. Проще говоря, вскоре ему придется противостоять двум армиям, которые в сумме сильно превосходят по численности его, но оставалось еще два часа светового дня, а этого времени достаточно, чтобы уничтожить одну из армий. Если гвардия прорвется сквозь линию Веллингтона, если французы перевалят через гребень и обратят британо-голландскую армию в беспорядочное бегство, тогда он обратится против пруссаков, а те, видя, что союзники явно разгромлены, могут и отступить или просто остаться на ночь на месте. А потом 19 июня состоится новое сражение, только на этот раз Груши действительно придет и поучаствует в нем. Риск был велик, но победа на британском гребне могла вновь повернуть фортуну лицом к Франции. В одном из своих утверждений о простоте войны Наполеон сказал: On s’engage, et alors on voit – «Главное ввязаться, а там поглядим»! Вот он и ввязался, теперь весь мир будет глядеть.

А какие у него были еще варианты? Если он не атакует, тогда атакуют его. На него уже напали в Плансенуа, и, если бы он убрал свои войска на гребень, на котором они начинали этот день, ему пришлось бы ожидать совместного нападения британо-голландской и прусской армий. Можно благоразумно отступить, собрать остатки своей армии, уйти через реку Самбру и жить дальше, а сражаться как-нибудь в другой раз. Однако отступить было очень затруднительно, если вообще возможно. Пришлось бы отправить тысячи человек на юг, по дороге на Шарлеруа, и надеяться, отступая, уйти от врага. А через несколько километров, в Женапе, дорога проходит по узкому мосту, всего двух с половиной метров в ширину. Это единственное место, где все пушки, боеприпасы и багажные повозки могут пересечь реку Диль. Отступление, вероятно, повлечет за собой хаос, путаницу и бегство. По этой причине – атаковать! Отправить «Бессмертных» делать то, что они так хорошо умеют делать – выигрывать императорские сражения. «Фортуна, – сказал однажды император, – женщина, она переменчива!» Но фортуне нужна помощь, а именно для этого и существовала Императорская гвардия – чтобы убедить фортуну даровать победу императору.

La Guard au feu! En avant! En avant! Vive l’Empereur![34] Барабаны отбивали pas de charge, и гвардия, ни разу не побежденная гвардия, маршировала по дороге на север, им предшествовали 150 музыкантов, играющих патриотические мелодии. Оркестр остановился у самого Ла-Э-Сент, император остался с музыкантами, а восемь батальонов свернули с дороги налево. Они оказались на просторе долины, где пять батальонов Средней гвардии построились в колонны для атаки. Над головой визжали ядра и бомбы, врезавшиеся в британо-голландский гребень. Гвардия не высылала перед собой застрельщиков, их и на склоне было достаточно. Гвардия пойдет в атаку, растянется в линию, когда доберется до врага, и выбьет его с вершины гребня мушкетным огнем. Некоторые историки задаются вопросом, почему Ней повел гвардию налево, вместо того чтобы идти прямо по дороге? Но практически невозможно для колонны удержать строй, если вначале пробираться по затопленной дороге за Ла-Э-Сент, не говоря уже о самой ферме, песочной яме возле нее, разбитых лафетах и сотнях трупов, лежавших в помятой ржи. А потому Ней повел их на склон, который он прежде атаковал кавалерией. Этот склон тоже был густо усыпан телами, зато почва была менее изрытой, более удобной. Гвардейцы носили шапки из медвежих шкур, придававшие им внушительности. Их обмундирование составляли синие шинели с красными эполетами, а высокие медвежьи шапки украшались красными плюмажами. Плюмажи надевались не всегда, обычно их хранили в картонных цилиндрах, но на этот раз гвардейцам сказали, что во время парада на Гран-Плас в Брюсселе они должны быть в полной униформе. По этой причине, вероятно, тем летним вечером гвардейцы шли в битву в плюмажах. Дорога на Брюссель, дорога к победе, проходила по открытой местности и поднималась на гребень по склону, заваленному мертвыми лошадьми и умирающими людьми.

Колонны вели офицеры. Они могли впереди сквозь дым видеть гребень, но не видели врагов, если не считать канониров, которые открыли огонь сразу, как только колонны построились. Над головой гвардейцев лопалась шрапнель, ядра полосовали строй, который тут же смыкался и продолжал движение. Били барабаны, делая паузу, чтобы гвардейцы могли выкрикнуть: Vive l’Empereur!