Васино преступление

Вася посмотрел на свои ноги в грязных стоптанных лаптях и пошел быстрее. Ему надо было зайти к отцу Кривого Антошки. Он снимал в аренду землю у васиной матери.

Передав поручение матери, Вася поспешил домой.

В маленькой, но чистой избе была видна хозяйская рука. На деревянном столе горела лампа.

Авдотья сама управлялась с небольшим хозяйством. Вася помогал. Кроме Васи у Авдотьи была еще восьмилетняя дочка.

— Придет завтра, — сообщил Вася, входя в избу.

— Ладно. — Поди, Васютка, корову догляди. Подкинь ей там корму, — вынимая из печки горшок, сказала Авдотья.

Вася вышел во двор. Сгустели сумерки, и все вокруг тонуло во мраке. Уже в нескольких шагах ничего не было видно.

Вася уверенно прошел к сараю. В темноте слышалось ровное дыхание коровы.

Вася подбросил ей сена, стукнул палкой в лоханку с пойлом, — съела, — подсыпал отрубей и вышел во двор.

Запер сарай и направился к дому. Делал он все уверенно и спокойно, как взрослый.

Еще с раннего детства привык он помогать матери. Отец погиб, когда Вася был еще совсем маленьким. Авдотья на первых порах растерялась. Куда в мужицком хозяйстве без мужика?.. И намучилась немало. Но подрастал Васютка и, постепенно привыкая, втягивался в мужицкую работу.

Когда получили надел, сдала его Авдотья в аренду, а с домом и хозяйством управлялась с помощью Васютки.

Когда в аренду землю сдавать пришлось, Авдотья посоветуется, посоветуется с соседом — другим, а после опять дома, с Васюткой — как да как лучше сделать. Васютка и не больно понимает еще во всех делах этих, однако иной раз и дельный совет матери даст.

Ванькин отец, лавочник Вавила, землю у них снять хотел.

— Жила он, сказывают, изрядная. Антону отдай, — чутьем на Антонову сторону склоняясь, посоветовал Вася. Послушалась. И верно.

Честный мужик оказался Антон.

Так и жили.

Авдотья и нарадоваться не могла на помощника своего.

— Золотые руки, право, золотые. Чисто мужик настоящий, — хвалилась она соседкам.

Вася слышал похвалы материнские и молчал.

Тайна у него была от матери, таил мечту он про себя, давно уже таил.

С раннего детства запала в Васину голову мысль о школе и ученье.

Когда-то давно, когда отец еще был солдатом, а Вася еще совсем крошечным, грязным, с голым животом, мальчуганом, отец привез, приехав домой на побывку, две детских книжонки.

— На вот, Васютка, вырастешь, грамотеем будешь. В городе купил, в гостинец тебе.

Трехлетний Вася схватил разукрашенные картинками книжки, и от них остались бы одни клочки, если бы отец тогда же не отнял их у Васи, сказав матери — спрячь, подрастет — прочитает.

— Нашел, что дитю в гостинец привозить, — ворчала, пряча книжки в сундук, Авдотья.

— Ладно уж, так пришлося.

Прошло несколько лет.

Уже не было отца. Однажды мать рылась в сундуке, среди всякого тряпья; увидал Вася алевшую обложку книжонки.

С удивлением вытащил он две тоненькие, в ярких обложках, с картинками, книжечки. Они вызвали у Васи взрыв восторга. С тех пор они стали главным предметом его привязанности, его драгоценностью, его жизнью.

Читать научился Вася по этим книжкам, изредка спрашивая буквы у деревенского писаря.

С тех пор, медленно, по слогам, читал и перечитывал он две книжечки в ярких обложках.

Содержание книжек не было понятно Васе, Но это не охлаждало его. Как зернышко, брошенное в землю, растет и тянется кверху, к солнышку, к свету, так рвалась у Васи наружу жажда знания.

Две тоненькие книжки принесли Васе немало горьких минут.

— Зря огонь-то не жги, — решительно говорит бережливая Авдотья, когда Вася, покончив с работою, садится за книжку. — Спать пора.

— Немножко почитаю, — неуверенно просит Вася.

— А керасин? Хто покупать будет, а? Ложись спать. Хватит. До добра эти книжки не доведут.

Вася гасит свет и ложится.

Долго лежит с открытыми глазами и вспоминает прочитанное.

Батька тоже грамотный был, а на что, а? Все одно убили… Ровно, как и неграмотного, чувствуя смутную вину перед Васей, лежа в темноте, говорит Авдотья.

Когда Вася заботливо раскладывал на столе книжку, Авдотья говорила: — И на што она, грамота эта, господи! Только мучаются люди.

Вася молчал. Он не знал тех слов, какими можно было бы убедить мать в необходимости ученья. А сам по ночам мечтал о школе. Иногда заговаривал об ученье с матерью.

— И што ученье это тебе сдалося?! И думать забудь. Хозяйство закинешь, — ворчала Авдотья.

Вася смирился, затих. Но чем меньше можно было вслух говорить о любимой своей мечте, тем больше лелеял он ее в себе.

И вдруг оказалось, что у них в деревне будет школа. Часто бегал Вася смотреть как вновь отстраивают рабочие здание школы. И вот наконец готово.

Бабы, проходя мимо, останавливаются.

— Што, Марья, Федьку в школу-то пустишь?

— Беспременно.

— А мой так и рвется.

— Господи, ребят переполошили, — вздохнет какая-нибудь. — Жили себе, да на тебе — хлопот навалили.

А Авдотья твердо на решении своем стояла в школу Васю не пустит.

— На што?! — делилась она с соседкой. — Работничек хороший. Чего там ученье?! Покойник, царство ему небесное, тоже грамотный был, а убили. Пущай дома сидит, хозяйство больше смотрит.