Василий Голицын. Игра судьбы

— А скажи на милость, святой человек, кто у меня во чреве? Молила Пресвятую Богородицу, чтобы даровала мне наследника, сына, царевича. Сбудется ли?

Тимофей Архипыч обычно отвечал загадками.

— Архангелы молят, власть их беспредельна, — начинал бормотать он. — Коли дадут знамение, значит, сбудется моление твое.

— А каково знамение-то, Архипыч?

— А должно воссиять на небе облако видом чрева, а из него барашечки, барашечки посыплются. В небо надобно почаще взглядывать, там ангелы Божьи обитают, оттоль нас благодать осеняет.

— А когда глядеть-то, Архипыч? По утрам или ввечеру, когда знамение-то воссияет?

— Знак должен быть особый, — бубнил Архипыч. — Голос ангельский возвестит, глас тот трубен будет.

Архипыч был главный оракул. Были и другие — поменее, для всякого случая, но тоже значимые.

И вообще, надо сказать, Измайлово представляло собой как бы государство в государстве. Тут все было свое: свой царь-государь с государыней царицей, свои деревнишки с крепостным народцем, свои луга и пашни, свой хлеб, молоко, масло, мясо и иной припас, свои пруды и речки. Наконец, сама эта дворцовая волость помещалась на острове, куда вел большой казенный мост со сторожевыми башнями.

Водилось тут и всякое услаждение высокородных обитателей. Например, зверинец, в коем можно было увидеть и леопардов, и оленей, и кабанов, и дикобразов, и многих иных обитателей лесов. А рядом находился птичий двор, где важно расхаживали павлины, в пруду плавали лебеди, гуси и другие водоплавающие. Был еще особый пруд с насаженной рыбой, которую царевны кормили по звону колокольца.

А сколь было садов! И виноградный, и просяной, и регулярный, где возделывались разнообразные фрукты и ягоды, опять же овощи. Насадили там и грецких орехов — еще при царе Алексее Михайловиче.

Еще недавно повелительницей всего этого царства — истинной, не формальной — почиталась царевна Софья. Ей здесь беспрекословно повиновались. Братец царь Иван именовал ее много мудрой и исполнял все ее повеления. Царица Прасковья попервости перед ней трепетала и не смела ей перечить. А потом вообще впала в рабство, когда по совету Софьи, пугавшей ее постриженьем, аки неплодную, завела себе галанта, как в дворцовой среде именовались любовники.

Галант ее и обрюхатил, и не раз, и не два — до самой кончины царя Ивана, коим уже нельзя было прикрыться.

Впрочем, с его кончиной милостей не убавилось, и Измайлово продолжало жить, как жило прежде: у великия государыни царицы Прасковьи Федоровны — как свидетельствует опись приказа Большого Дворца, — 24 стоялых, 56 потаённых, итого 80 лошадей; на корм им, стоялым в год, подъемным на 7 месяцев 880 чети овса, 200 копен мерных сена; на подстилку 732 воза соломы ржаной. В трех церквах служились службы со всею полагавшейся царской вотчине пышностью.

Сюда-то, в Измайлово, Милославское тож, созвала царевна Софья всех Милославских. Были тут сестры царевны, были родственники Алексей, Федор, Иван, Ларион, Сергей и другие. Не было, к великому сожалению Софьи, главного мыслителя, чья голова была на всякие хитрости щедра — князя Ивана Михайловича, — помер он. Вот бы кто придумал, как спасти царевну от царя Петра, вот бы кто измыслил яд и способ, как его поднесть. Сама царевна при жизни князя Ивана его побаивалась — до того он был тороват на всякие подлости.

До поры до времени был ее щитом и царь Иван. Но щит сей был дыряв и ненадежен. Царь Иван по немощи своей всего боялся и сторонился всяких распрей. Он старался не перечить и младшему брату своему — царю Петру. Но когда царь Петр ополчился на правительницу Софью, говоря, что время ее кончилось, он принужден был согласиться с ним. И даже с прозвищем, оскорбительным и бесцеремонным, как все, что он предпринимал — «зазорная особа».

— Как нас Нарышкины теснят, как нам, Милославским, быть, кто нас защитит? — с такою речью обратилась она к остальным. Где были ее прежние повелительные нотки, где была самоуверенность правительницы… Ничего этого не осталось. Перед Милославскими сидела на возвышении, плечом к плечу с креслом ее брата Ивана, обрюзглая, опустившаяся немолодая женщина с вислыми щеками и опухшими красными глазами, с седою прядью, появившейся после неудачной попытки паломничества к Троице.

Тяжкое молчание повисло в воздухе. Как быть? Они были у разбитого корыта. Царевна Софья и царь Иван — оба их оплота пали. Царь Иван был безвластен по уговору со своим младшим братом. Он решил добровольно отречься от престола и принять постриг — уйти от мирской жизни, которая была ему в тягость, не по силам.