Василевс

– Да, полностью христиане… – слегка замявшись, ответил патриарх.

Он помолчал, затем стал сумбурно выкрикивать:

– Но они не будут иметь никакого отношения к нам и церкви!.. Не будут общаться с нами!..

Тиберий улыбнулся на яркую речь ещё эмоционального старца. Подождав, когда тот закончит кричать, он стал излагать позицию дворцовой власти в деле церкви:

– Если, как вы свидетельствуете, они – верующие и христиане, почему вы убеждаете меня походить на Диоклетиана, преследователя христиан?.. Идите и сидите спокойно: нам достаточно войны с варварами! Так не добавляйте ещё войны с нашим собственным народом!..

Схоластик ушёл от него пристыженный и сердитый. Эта встряска сильно подействовала на старца: он слёг, заболел, стал быстро худеть и чахнуть.

Тиберий, узнав о том, что старец тяжко заболел, навестил его, справился о здоровье.

– Да какое уж тут здоровье-то, – ответил слабым голосом старец.

Тиберий же понимал, что виной этому был его отказ от содействия церковникам наводить порядки в церкви, как это делали Юстиниан с Феодорой. Пожелав старцу поскорее выздороветь, он ушёл от него.

Схоластик целый год не поднимался с ложа, теперь ставшего для него смертным. Почувствовав приближение скорого конца, он призвал к себе синодитов, епископов столицы и провинций.

Два диакона, присматривающих за ним, облачили его в одеяния патриарха, возложили на него омофор, посадили его в кресло с огромными подушками. Так он и принял епископов.

Епископы встали перед патриархом.

– Мой конец близок, – тихим голосом начал Схоластик. – Вы выберете нового главу Божьей церкви… Я же вскоре предстану перед Творцом!..

Он остановился, перевёл дыхание… Ему трудно было говорить…

– И мне держать перед Ним ответ за все мои деяния здесь, на земле… И за хорошие, и за плохие… Больше всего меня преследует вина в том, что я поступал жестоко по отношению к монофизитам, преследуя их… Они христиане, не еретики! – окреп его голос. – И я запрещаю вам преследовать их!..

– Но того, что сделано, не вернёшь, – прошептал кто-то из стоявших кучкой епископов, но так, что это было слышно всем, и тому же патриарху…

Тот согласно покивал головой. Ему нечего было ответить на это.

Поблагодарив собравшихся за помощь в укреплении православной церкви, он отпустил их. Через несколько дней, в последний день августа 577 года, он умер.

И прошёл целый месяц дискуссий, совещаний православных епископов, прежде чем был избран новый Константинопольский патриарх. Им стал Евтихий, некогда низложенный Юстинианом и сейчас вторично призванный на патриаршую кафедру.

Вскоре Тиберий дал распоряжение освободить из-под стражи Иоанна Эфесского.

Приведённые к общению насильно с синодитами монофизитские монастыри опять отложились от церкви, закрытые храмы открылись вновь.

Иоанн вернулся в свой монастырь сирийцев. Но теперь монастырь стал для него чужим, в нём как будто побывали люди с чем-то нечистым, и этот их дух, нечистот, чувствовался, разносился по всей столице.

По старой памяти он явился как-то во дворец, думая поблагодарить Тиберия за ходатайство по освобождению… Пришёл, но там его встретили холодно уже на входном портике те же экскувиты, когда-то подчинённые Тиберию.

«А ведь я часто стоял рядом с Тиберием на приёмах у Юстина!» – мелькнуло сейчас у него с горечью…

И он понял, что пуповина, связывающая их, монофизитов, с императорской властью, разорвалась вместе с Феодорой и Юстинианом…

В приёмной Тиберия ему пришлось долго ждать, пока его примет новый цезарь.

Но Тиберий принял его тепло, поздоровался за руку, осведомился о самочувствии, усадил за стол. Слуги подали вино.

Тиберий кратко, в нескольких фразах, обрисовал ему военное положение империи, сказал, что заниматься церковными делами ему сейчас просто нет времени и средств.

– Персы, авары, славяне, – стал перечислять он полчища неприятелей империи, сжимающих её со всех сторон.

Иоанн же чувствовал невольно натянутость этого разговора и всего происходящего…

Уходя из дворца, он понял, что зря приходил сюда. И теперь им, монофизитам, придётся самим отстаивать свои интересы, защищаться от церковных грабителей.

* * *

В середине мая 576 года, во второй год своего правления, Тиберий-василевс вызвал к себе во дворец своего меченосца Валентина.

И тот явился сразу же, как только получил приказ, с которым прибежал к нему домой посыльный от императора.

– Сейчас буду! – получив приказ, ответил Валентин на вопрос посыльного.

Посыльный ушёл.

Валентин же прошёл на женскую половину двора, к супруге.

– Меня вызывает Тиберий! – сообщил он ей. – Ухожу! Не знаю, сколько задержусь там! Поэтому обедай с нашими малышами одна, не дожидаясь меня!.. Пока!..

Схоларии пропустили его во дворец, зная уже отлично в лицо и кто он такой.

Пока он шёл к рабочему кабинету кесаря, он как-то поневоле вспомнил ситуацию, сложившуюся два года назад, что привела вот его, Тиберия, на место кесаря, при живом ещё императоре Юстине II.