— Во-от, — промолвил Шатци над самым моим ухом, — я как чувствовал, что Зал Оракула тебе будет нужен. Да и Талиэль мне это же сказал… Смотри, — он еще понизил голос, — ситуация такая. Мы изначально закрепились в Зале Оракула, держим его и часть переходов Храма. У нас в заложниках несколько аколитов и сам настоятель Чедаак. Маги бьются со смертоносцами и их шатией, попутно режут аколитов, аколиты режут магов и смертоносцев, в общем, все режут друг друга, чехарда еще та, и мы в самой ее сердцевинке. Да, Талиэль что-то там говорил о каком-то странном шепоте…
Мой брат — настоящий талисман удачи. Я испытал прилив сил и веселого ухарства. Надо же, как все сложилось. То есть сложилось оно, конечно, скверно, но лучик надежды осветил дно пропасти, где я сидел.
Так было с некоторыми из нас. Так случилось с Черным Пахарем, который попрал клятву, бросил клан и организовал среди чернокожих юга свое королевство. Так случится и со мной. Поживу вне закона Джарси, зато — рядом с любимой. И тень отца Виджи, убитого моей рукой, не будет лежать между нами.
Что ж, примемся за Альбо. Он стал растением (вернее даже, овощем, корнеплодом, если учитывать его габариты), это будет убийство из милосердия.
Самантий вдруг охнул, сковородка со звоном выпала из рук.
— Фатик! Твой священник!.. Он только что открыл глаза, глубоко вздохнул, и… умер!
2
Вот это поворот! Вот это пи… п… Твою же растреклятую гоблинскую мать!
Я заорал и молнией слетел вниз, локтями растолкав гоп-компанию праведников. Застывшее лицо Альбо было изжелта-серым, выпученные глаза стеклянно уставились в низкий свод перехода.
Самантий вздохнул слегка виновато:
— Мне кажется, любезный мой Фатик, это я его, мнэ,
Но в его голосе не звучало сильного волнения. Он пожил достаточно и побывал в разных передрягах, чтобы слишком расстраиваться из-за убийства едва знакомого ему человека, который только что угрожал смертью мне и моим близким. Альбо умер внезапно, это и испугало тучного трактирщика.
Я коснулся пульса на шее пророка. Сердце молчало. Ощупал голову, где там отек от удара сковородки? Нет? Какая неожиданность. Перелома костей черепа тоже не оказалось. Мистические силы, влившиеся в тело Альбо, успели залечить все увечья, если те все-таки были.
Кроме стирания разума транкасом. Здесь силы Гритта были не властны.
— Не думаю, Самантий. Он умер, потому что… Сейчас я не смогу тебе объяснить.
— Так это не я его… убил?
— Нет.
— Ох… Хорошо. Все-таки… это было бы
У меня нет времени рассусоливать и отвечать на вопросы. Сперва — дело.
Я закрыл Альбо глаза и встал. Некто обрезал нить жизни своей марионетки, потерявшей моими стараниями управление. Некто, обладающий сверхъестественной силой.
Гритт.
Кстати, смешно бы получилось, окажись Альбо вдобавок шпионом талестрианских чародеев.
Только теперь выходит так, что я должен сбросить в пропасть Квинтариминиэля.
— Фатик, — простонал сквозь зубы Тулвар. — Все это так ужасно для нашей тонкой душевной организации! Умоляю, ты, подлая помесь шакала и верблюжьей колючки, ишачий пупок на хворых ножках, пес, покрытый паршой, давай же покинем это ужасное место поскорей! Забирай свою уродливую плоскогрудую женщину, и бежим, умоляю тебя на коленях!
— Иди к екру, — сказал я.
Тулвар зарыдал. Повышенная эмоциональность, обретенная бывшим монархом в женском теле, делала его совершенно нестерпимым. Ах да, тем из вас, кто впервые читает о моих приключениях, нужно пояснить. Тулвар — монарх Дольмира, старый тучный селадон, ну, или, чтобы было понятнее — развратник. Именно ему я как-то привез целый воз девственниц, кои оказались, хм,
— Эркешш махандарр![5] — Олник подобрался ко мне и вручил клинок Гхашш, тот самый, что я бросил под ноги Гродару, играя в труса. — Слушай, Фатик, ты давай это… или вперед, или назад, потому что вот тут, на этом самом месте, меня скоро схватит горный карачун или даже гномья курва!
Произнося это, он смотрел на Крессинду (та смотрела на него, в полумраке видно было, как изумленно округлились ее глаза). Горным карачуном и гномьей курвой была именно она. Женщины, женщины, вы воистину и ангелы, и чудовища — все зависит от мужского взгляда.