Варнак. "Мертвая вода"

– Смотрю на тебя и поражаюсь, верный Чук. Даже негодую, – вздохнул я. – Представь, что это была бы не фея, а толпа злодеев, например. Как бы ты охранял вверенное имущество и нашу замечательную шхуну? Я ведь орал и по палубе стучал, а ты дрыхнешь и не слышишь ни хрена, какаха устричная.

– Там маленький злой дух! – пролязгал боцман, уткнувшись задницей в штурвал. – Я видел!

– Это болезнь, Чук, – флегматично сообщил я, – белая горячка называется. Сто раз предупреждал столько не пить, но ты же не слушаешь капитана, потрох дельфина.

– Корабль прокляли, – вращал глазами Чук, – надо выброситься на мель и сжечь его дотла! Морских духов не изгнать, они сведут нас с ума!

– Во всем ты прав, Чук, кроме одного, – задумался я. – И с ума сведет, и сжечь, наверное, придется. Только это не морской дух, а лесной. Так что все в норме, не боись. Хотя норма, пожалуй, громковато звучит. Да уйди ты!

Чук отодвинулся на пару шагов, вместе с сивушным выхлопом. Спросонья или на боевом посту, боцман «Мертвой воды» практически всегда оказывался или решительно пьян, или вот-вот на подходе. Грохот в трюме стих, сменившись зловещим чавканьем.

– Духи не едят, – опомнился Чук, оклемавшись от внезапного пробуждения. – Да, капитан?

– Женить вас, что ли? – пришла в голову дельная мысль. – Оставить на необитаемом острове и долго махать на прощание. Хм…

Из трюма выскочила Айне, пыльная, но довольная. В зубах торчал шмат солонины, а в руках буханка хлеба и бутылка рома. Чук моментально позабыл страхи, видя наглое покушение на напиток, который раньше полностью находился в его личном пользовании. Он грозно засопел, подбадриваясь внутренне, стукнул дубиной по палубе и сунулся отбирать божественную амброзию.

Айне тут же зашипела, куда там кобре, только капюшон не раздула, и резко дернулась на Чука. Бедолага боцман едва не потерял дубину и спешно ретировался за мою спину.

– Капитан, она его выпьет, – плаксиво заканючил Чук. – Это мой ром!

– Какой он твой? – возмутился я. – Тебе вообще положена бутылка в день, а у тебя вон, сбоку, печень торчит.

Фея заглотала солонину и прислушалась.

– А что такое ром? – Она тряхнула бутылку и дернула пробку. – Никогда не слышала.

Я отпихнул ногой скулящего боцмана, что дергал штанину, и сказал:

– Айне, бутылку отдай сейчас же. Ром – он как самогон. К тому же это трофейный самопал низкого качества, так что ты ласты склеишь с пары глотков.

– Фу! – Айне скривила мордашку. – Как-то пробовала самогон, так чуть не померла. Гадость какая.

Бутылка отправилась за борт, а Чук схватился за сердце и едва не сомлел.

– Там еще много, – пренебрежительно махнула рукой фейка, вгрызаясь в краюху, – иди, упивайся, пока я добрая.

Она деловито направилась ко мне, а Чук трусливо убежал по другой стороне палубы и исчез в трюме.

– Малахольный какой-то, – Айне ткнула краюхой вслед боцману, – болезный.

– Воспитывай, – я равнодушно пожал плечами, – других не дали. Он в комплекте со шхуной шел, а отказать вождю людоедов я постеснялся. Его, кстати, Чук зовут и он на корабле за боцмана.

– А кто такой боцман? – полюбопытствовала Айне. – Слуга?

– Старший после капитана. То есть после меня.

Айне указала пальцем на трюм и округлила глаза.

– Да-да, Чук именно боцман.

– Чего героев не нанял?

– Знаешь, сколько просят эти жадные сволочи? – возмутился я. – Братья-приключенцы, чтоб их разорвало!

– Ладно-ладно, не паникуй. Верная я снова с тобой, – успокоила Айне, оглядывая шхуну, – вперед, навстречу приключениям. Теперь жизнь наладится.

Я малость отвык от наглости фейки, так что только губами шевелил, стараясь подобрать достойный ответ и не вызвать гнев небес чудовищными богохульствами, так и просящимися на язык.

– Кстати, – нахмурился я. – Вопрос остается открытым.

– Какой?

– Что с тобой делать, раз ты тут?

– Напарник, ты чего? – Айне едва не подавилась. – Это ж я! Забыл, сколько мы дорог избороздили? Краюху хлеба делили? О, кстати! Хочешь? Самое вкусное оставила! На!

– Каких дорог? – изумился я, глядя на протянутую обслюнявленную корку. – Из-за тебя на меня эльфы охотятся и награду объявили. Ты бедствие ходячее, я тебя лучше в цирк продам.

– Феееда приютил, а меня в цирк? О боги, как жесток мир...

Айне состроила жалостливую рожицу, но хлеб жевала с прежним энтузиазмом голодной волчицы.

– Ты еще слезу пусти, – не повелся я на спектакль. – Ладно, побудешь пассажиром. Не топить же тебя?

– Конечно, – обрадовалась фея. – Я не подведу, капитан!

– Ну-ну.

– А где мне спать?

– Вон в том курятнике приберись, – кивнул я на камбуз, – и живи, сколько хочешь.

– Это что за звери? – Айне тем временем задрала голову на парус. – Сколько у них ног... А что это они делают?

Айне наклоняла голову то на одну, то на другую сторону, ища правильный ракурс. Спаривающиеся осьминоги с человеческими лицами и переплетение щупалец на парусе такой возможности не давали. Если только по лицам попытаться, а так… Где там верх, где низ, я сам не понимал, а ответить не успел, потому как фея умчалась дальше.