Читаем Варламов полностью

принял долгую гастрольную поездку по стране: Одесса, Кишинев,

Екатеринослав, Харьков, Москва, Нижний Новгород, Казань...

Перед отъездом из Петербурга побывал у директора импера¬

торских театров В. А. Теляковского. Тот ему сообщил, что ре¬

шено поставить большой цикл пьес Островского.

—       Осенью и начнем. Поиграете на славу, сами натешитесь

и нас порадуете.

Уезжал окрыленный, полный надежд на осень.

Участник этой поездки, тогда еще начинающий артист

Я. О. Малютин, рассказывает:

«В залах ожидания Царскосельского вокзала, с которого от¬

правлялись поезда на Одессу, народу было видимо-невидимо.

Прямо на полу располагались здесь беженцы из прифронтовых

районов, солдаты, отправлявшиеся в действующую армию... Пер¬

рон тоже был запружен народом. Но это был уже совсем другой

народ: целое море дамских шляп с широкими полями, котелков,

студенческих фуражек, а вперемежку с ними без конца цветы,

огромные весенние букеты, неудержимо устремлявшиеся к вагону

первого класса, в котором ехал Варламов.

Петербург провожал своего любимца, и провожал, как гово¬

рится, от всего сердца — горячо и восторженно. У открытого окна

купе сидел сам Константин Александрович, а расположившиеся

рядом с ним Н. Н. Ходотов и гитарист де-Лазари, широко извест¬

ный в артистической среде под уменьшительным именем Ванечка,

исполняли Варламову заздравную дорожную. Ходотову, которого

петербургская публика тоже хорошо знала и любила, громко ап¬

лодировали, а когда импровизированный концерт закончился,

провожающие буквально забросали варламовское окно цветами».

Спектакли в Одессе прошли с превосходным успехом. Хотя

время было тревожное, шла война, но театр не пустовал: шли на

Варламова, несмотря ни на что.

А он был весьма нездоров, но играл, как всегда, с полной от¬

дачей. Даже пришлось по требованию зрителей сыграть два спек¬

такля сверх намеченных гастрольной программой. Дальше — в

Кишинев и Екатеринослав уже сопровождал Варламова пригла¬

шенный для этой цели врач.

«В Харькове Варламов почувствовал себя совсем плохо, —

рассказывает Я. О. Малютин. — Один из спектаклей оказался под

угрозой — Константин Александрович играть был не в состоянии.

Никогда не забуду тягостную атмосферу, которая царила в этот

вечер за кулисами харьковского театра Дюковой».

А было так. Шли «Тяжелые дни» с Варламовым в роли Тит

Титыча Брускова. В нервом действии его нет на сцене, но все уча¬

стники спектакля знают, как Варламову не по себе. К началу вто¬

рого действия он спускается из своей уборной на верхотуре, еле

волоча ноги, еле справляясь с одышкой. Садится в кресло в ку¬

лисах: скоро его выход. Тут же врач; проверяет варламовский

пульс. Рядом — фельдшерица: у нее наготове мензурка с какими-

то каплями. Вокруг толпятся актеры, хлопотливо снует ведущий

спектакль помощник режиссера, старый александринец Ф. Ф. По¬

ляков или, как его все зовут, — дядя Федя.

«И вдруг наступил момент, когда хозяином положения стал

не сам Варламов, не врач, не Ильин (антрепренер гастрольных

спектаклей), — рассказывает Я. О. Малютин. — «Дядя Федя» ре¬

шительно подошел к Константину Александровичу и, незаметно

отстранив врача и фельдшерицу, произнес своим обычным вла¬

стным голосом:

— Приготовьтесь к выходу!

Слова эти прозвучали так категорично, что все, кто находился

вокруг, не только ничего не возразили «дяде Феде», но устави¬

лись в ожидании на Варламова, на его медленно и неловко под¬

нимающуюся фигуру.

Не обращая никакого внимания на растерявшегося врача, на

невозмутимого «дядю Федю» и на всех нас, Варламов направился

на сцену, постоял несколько секунд в ожидании реплики и уже

совсем другой походкой явился перед зрителями».

А надо помнить, что Тит Титыч — человек горячий, шалый,

размашистый. Его не сыграешь вполголоса, вполсилы, щадя себя.

«Это было, — пишет Малютин, — подлинное торжество внутрен¬

ней воли актера, его владения собой и мужества. Утром в день

спектакля Варламов лежал в постели и чувствовал себя отвра¬

тительно, к вечеру ему стало еще хуже. Тем не менее он под¬

нялся и, невзирая на мучительную одышку и на общую слабость,

заставил себя играть. Публика, разумеется, ничего не заметила и,

что самое удивительное, забыл о своей болезни и Варламов».

Из Харькова — в Москву. Варламов уже совсем плох, но не

жалуется, не отказывается играть. Взбунтовались, однако, дру¬

гие участники гастролей: нельзя было больше пользоваться без¬

ответной покорностью Варламова. Антрепренеру пришлось отме¬

нить спектакли в Москве, отменить поездки в Нижний и Казань.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии