Варяги и Русь

В 1942 г. в Лейпциге был издан первый том большого сборника «Немецкое изучение востока. Результаты и задачи после Первой мировой войны»[511], содержавшего статьи 23 ведущих специалистов в разных областях науки, от антропологии и археологии до истории и филологии, и посвящённого Альберту Бракманну. Задача, поставленная перед «изучавшими восток» исследователями, заключалась в научном обосновании германского культурного влияния и политического подчинения находившихся восточнее Германии земель вплоть до Волги, а в иных случаях и Урала, как естественного хода истории на протяжении тысячелетий. Статьи различных авторов были расположены в соответствии с хронологическим порядком рассматриваемых ими тем: от бронзового века до позднего средневековья и очень понравились «адресату». Взяв эти исследования за основу, в следующем 1943 г. А. Бракманн выступил с новой работой «Викинги и начало Польши»[512]. Упомянув в ней о «безосновательных» нападках на него О. Халецкого и оставив без внимания мнения других польских учёных по причине «необъективности и политизированности учёных Версальской Польши», именитый историк представил значительно доработанную концепцию скандинавского происхождения польской государственности, целью которой было раз и навсегда расставить точки над «и» — германское господство над поляками представлялось естественным и единственно возможным историческим процессом.

Как можно убедиться из приведённых примеров, перед «немецкой наукой» в то время стояла чёткая задача — найти научное подтверждение и доказательство необходимости германского господства над славянами. И концепция «норманизма» оказалась прекрасным методом такого обоснования. За десять лет существования Третьего Рейха были написаны многие десятки монографий, научных работ и статей, направленных на разработку концепции германского господства.

Изменить вектор направления немецкой науки удалось лишь благодаря поражению немецких войск на восточном фронте в 1943 г. вместе с изменением вектора направления боевых действий. Едва ли что-то из написанного в то время немецкими историками представляет в наше время какой-либо интерес, кроме историографического. В современной немецкой археологии эти работы давно получили соответствующую оценку, однако знать и напоминать об ошибках прошлого кажется нам крайне важным для недопущения повторного проникновения подобных, откровенно антинаучных и обусловленных идеологией и политикой идей в науку нашего времени.

Грот Л.П Имена летописных князей и корни древнерусского института княжеской власти [513]

Вводное слово Норманизм о древнерусских именах

Норманизм, т. е. система исторических взглядов, покоящаяся на трёх постулатах: о скандинавском происхождении летописных варягов, о Рюрике как вожде скандинавских отрядов — не то завоевателе, не то контрактнике (за 200 лет норманисты так и не договорились, кем же он был на самом деле!), и о древнескандинавском происхождении имени Руси — есть создание шведского политического мифа XVІ-ХVIII вв., который распространился в России, начиная с XVIII в. как модная новинка западноевропейской общественной мысли[514].

Трактовка древнерусских летописных имен как «скандинавских» — часть этого мифа. Основу данной трактовки составило увлечение эпохи готицизма, начиная с XVI в. определять нужную этническую принадлежность любого исторического лица через подгонку его имени к именослову соответствующей страны или к определенной языковой системе. В шведской историографии мы видим, как основоположник шведского готицизма И. Магнус переделывал имя героя сказаний о Троянской войне Телефа в шведского Елеффа, что позволяло, согласно логике готицизма, историю Телефа автоматически причислить к шведской истории. Один из творцов шведской гипербореады, т. е. шведской фантазии о том, что гипербореи античных мифов были прямыми предками шведов, Г. Штэрнъельм развивал мысли о том, что имя гиперборейского мудреца Авариса было испорченным шведским именем Эверт или Иварт, из чего следовало, что и Гиперборея была создана предками шведов.

Традиция перевирать на якобы шведский лад имена из истории того народа, у которого приворовывали в свою пользу значительную часть исторического материала для укрепления кулис вымышленного древнего величия, есть неотъемлемая часть методики готицизма и рудбекианизма, с самого начала не имевшей научного характера и породившей историческое мифотворчество самых необъятных масштабов.