– Да ладно брехать-то! Вода за бортом – плюс два. – Малахов ворочал половником в термосе, не понимая, почему ему до сих пор не попалось мясо.
– Я краем уха слышал от вахтенных. Говорят, Катей зовут.
Я почувствовал, как участился пульс и на лбу выступила испарина.
Михалыч глянул на меня.
– Чё замер? Давай ешь, а то остынет.
Как бы мне хотелось, чтобы это была она! Но это было невозможно. Катя в море на японском крейсере? Что бы она могла там делать? Плыть в Японию? Зачем? Из Японии? Что там делала? Скорее всего это было совпадение – совпадение имен и ситуаций.
В зал вошел Зорин.
Все встали, включая и унтер-офицеров. Так завелось на флоте.
– Здравия желаю, ваше благородие. Садитесь с нами.
– Нет, спасибо! Я вот к Муромцеву по делу.
Он посмотрел на меня своим пронзительным и, я бы сказал, хитроватым взглядом. От этого у меня екнуло сердце. Неужели…
Выждав, когда я как следует истомлюсь и меня можно будет брать теплым, инженер откашлялся и сказал:
– Ну, встречай, брат Алеха. К тебе гости.
Зорин отступил на шаг – и за его спиной я увидел до боли знакомый силуэт, который я каждый день рисовал в своем воображении и который ждал каждый день, не надеясь дождаться.
Катя кинулась ко мне. Я выпрыгнул из-за стола и подхватил ее, кружа по мастерской. Дружный крик восторга поднял на уши все соседние отсеки, и к нам прибежали электрики и гальваники, думая, что мы тонем.
Зорин посмотрел на нас и перевел взгляд на команду.
– Муромцеву до утра выходной, остальным – продолжать службу.
Мы лежали у меня в каюте, и я не мог поверить, что это не сон, а она шептала мне, что не может поверить, что нашла меня. Сцепившись пальцами рук, мы боялись потерять друг друга. Нам казалось, что некая неведомая сила может ворваться в каюту и разлучить нас. О том, что это за сила, я не хотел думать, не хотел говорить и не позволял ей развивать эту тему, прижимая палец к ее губам.
– Правда, что будет бой? – в ее голосе было столько грусти, что если бы она могла заморозить море, японская эскадра осталась бы здесь навсегда.
– Тсс! – Я прижал палец к ее губам. – Про войну – ни слова. Не для того мы встретились, чтобы я потерял тебя.
Она обхватила мой палец зубами, прикрыла глаза и зарычала, изображая щенка. Я улыбнулся и притянул ее к себе, целуя и наслаждаясь счастьем. Подхватил ее под шею, вторая рука чуть коснулась груди и заскользила по животу. Кончиками пальцев я прошелся по бугру Венеры, скользнул по бедру и сжал ее упругую попку. Она не выдержала натиска и застонала, извиваясь подо мной всем телом. Словно пантера, она хрипела, мотая головой, ее волосы метались по постели, а острые ногти все глубже и глубже впивались мне в спину. Я не чувствовал боли: закрыв глаза, я целовал ее тело, медленно смещаясь от шеи к изгибу плеча. Жар и страсть – вот что витало над нами в то мгновение, манило и притягивало, заставляя думать только об одном.
– Ты моя, – шептал я, доводя и ее, и себя до экстаза.
– Ты мой, – шептала она, не в состоянии совладеть с нахлынувшей на нее страстью.
Мы, словно две молекулы, слиплись в одну, образуя некую новую, нераздельную связь. Я дошел до точки невозврата. Подхватил ее ноги, развел в стороны и лег на нее, проникая в святилище. Она вскрикнула и обхватила меня ногами, стараясь прижаться ко мне как можно сильней.
Где-то наверху пропел горн, призывая к общему построению. Надо было подняться и бежать наверх, стать в строй и, повернув голову, смотреть, как на фок-мачте ползет боевой флаг, но я не мог заставить себя это сделать. Я не мог и не хотел отпускать Катю. Мы лежали, обнявшись и наслаждаясь тишиной и легкой вибрацией крейсера, разгоняющего пары в котлах.
Катя первая прервала молчание:
– Мне надо увидеть Руднева.
– Зачем?
– Я остаюсь на крейсере.
От ее слов я вздрогнул и сел на койке.
– Я не позволю тебе остаться.
– Никто не сошел на берег из вольнонаемных.
– Ты не вольнонаемная.
– Я наймусь.
– Нет! – Я почти крикнул.
– Не надо, Алексей, – с укоризной сказала она. – Я столько времени искала тебя, и я не хочу тебя потерять. Я не хочу смотреть с берега, как крейсер уйдет под воду, и думать о том, что где-то в трюме лежит мой милый, и я ничем, ничем не могу ему помочь! Если что-то случится, пусть мы будем рядом. Я хочу этого! И если нам суждено умереть, я хочу быть с тобой. Я люблю тебя.
– Я тоже. – Мне стало стыдно, но я не корил себя за минутный порыв ярости. Я знал, что поступаю как мужчина, оберегая ее, и я никогда не смогу пойти против ее воли. Я наклонился и поцеловал ее. – Пусть будет так, как ты сказала.
– А раз так! – Катя вскочила, словно подброшенная невидимой пружиной. – Туту, туту, – запела она, прикладывая руки к губам и изображая горниста. – Все по местам, полный вперед, орудия пли.
Она вновь была тем казачком, которого я знал в детстве. Катя стояла передо мной – милая, красивая и почти голая. На ней была только тельняшка, которую она успела натянуть на себя. Стояла с распущенными волосами и со взглядом, наполненным счастьем. Я взял себя в руки и решил пошутить:
– Надеюсь, в лазарете ты будешь не в таком виде.