Вампиры пустыни

«Вчера на Гресмер-Кресцент 19, в доме миссис Уолтер Тиерс, вдовы покойного Уолтера Тиерса, эсквайра, произошла прискорбная трагедия. Вечером миссис Тиерс, двадцати шести лет от роду, как обычно, удалилась к себе почивать. Утром она не ответила на стук прислуги и горничная, зайдя, почувствовала сильный и странный запах. Испугавшись, она выскочила за дверь и привела другую служанку. Обе вошли в комнату и обнаружили мертвое тело миссис Тиерс и перевернутую бутылку хлороформа неподалеку от ее подушки. Вне всяких сомнений, произошел несчастный случай, и никакого расследования не проводилось. Обращает на себя внимание странное совпадение: это уже вторая смерть в доме за неделю. В прошлый понедельник от сердечного приступа скоропостижно скончалась служанка, работавшая в доме. Ее похороны состоялись вчера вечером, и миссис Тиерс на них присутствовала».

К заметке был прикреплен листок с датой выхода вечерней газеты, откуда ее вырезали: «Пятница. 19 декабря». Значит, это произошло неделю назад, на следующий день после того ужасного вечера. Похороны, наверное, уже состоялись.

Как я уже говорил, почерк на конверте был незнакомым, но я догадывался, от кого могло прийти это письмо, и после того, как оно пролежало у меня годы, неожиданно получил подтверждение тогдашних догадок. Месяца полтора назад мне стало известно, что я назначен душеприказчиком покойного Джеймса Ливингстона из Херефорда. Джеймс Ливингстон? Имя мне ничего не говорило. Подозревая, что здесь закралась какая-то ошибка, я зашел в контору поверенного, от которого узнал эту новость.

— Нет, никакой ошибки, — заверил меня он. — Я сам составлял завещание, и мистер Ливингстон дал мне указание обратиться к вам. Говорите, вы его вообще не знали? — Он задумчиво нахмурился. — Это определенно странно, потому что он вас знал. Вы едва ли смогли бы его забыть. Мистер Ливингстон был калекой: правую сторону тела чуть ли не полностью парализовало.

Френсис Флэгг АРОМАТ

Пер. М. Фоменко

Знаменитый врач и известный деятель Общества психических исследований[29] задумчиво раскуривал трубку. Дело было вечером, в 1931 году.

— Сталкивался ли я за все годы изучения странных явлений с чем-либо не подпадающим под критерии того, что нам угодно именовать «естественным объяснением»? Сложно сказать. Но много лет назад… — Он замолчал и чиркнул спичкой. — Пожалуй, лучше я вам расскажу.

— В то время я был молодым врачом и практиковал медицину в одном из городков Новой Шотландии. Тогда я еще не состоял в обществе, но уже интересовался спиритуализмом и родственными предметами. В университете моим руководителем был Мюнстенбург[30], и я видел некоторые из его уникальных экспериментов в области гипноза. Мюнстенбург проводил и другие эксцентричные исследования, связанные с так называемыми оккультными или тайными знаниями, о чем известно немногим. Именно под его влиянием я занялся психологией — и кое-какими другими областями знаний, которые в университетах не признают и не изучают.

Спустя положенное время у меня, естественно, появилась коллекция странных фактов и впечатлений, а также большая библиотека, отнюдь не состоявшая из сухих медицинских трактатов. По счастью, я обладал небольшим доходом, не зависящим от практики, и мог посвящать больше времени чтению и исследованиям, чем пациентам. Мой кабинет находился в так называемом здании «Геральд», жил же я в «Брунсвике», старомодном пансионе, и не только жил, но и завтракал, обедал и ужинал.

Однажды вечером я сидел у себя после ужина, наслаждаясь трубкой и книгой Хадсона «Лань в Гайд-парке»[31], как вдруг раздался торопливый стук в дверь.

— Войдите, — рассеянно отозвался я.

Вошел худощавый, темноволосый и темноглазый молодой человек с бледным лицом и незапоминающимися чертами. Поселился он в «Брунсвике» не так давно — всего за несколько дней до этого хозяйка представила мне его за завтраком. Звали его Лемюэль Мейсон. Как я понял (хоть по виду этого не скажешь), происходил он из рыбаков Люненбурга. Он закончил педагогическое училище и после летних каникул собирался занять место учителя в местной частной академии. Показался он мне тихим и самым обыкновенным молодым человеком лет двадцати с небольшим. Однако наблюдательный взгляд врача подсказал мне за обеденным столом, что он чем-то серьезно болен: его бледное лицо казалось чересчур изможденным и даже свидетельствовало о сильном расстройстве. Первые же слова молодого человека поразили меня.

— Доктор, скажите, я схожу с ума?

— Вероятно, нет, иначе вы бы не спрашивали, — ответил я, изобразив обнадеживающую улыбку. — Не скажете ли, что вас беспокоит?

Он произнес что-то невразумительное. Я пристально наблюдал за ним и после внимательно осмотрел.