Вампиры пустыни

Не знаю, в какой момент мое странное спокойствие сменил осязаемый страх. Я видел, как сужались и расширялись ее зрачки, словно подстраиваясь к мерным ударам взволнованного пульса. Я видел или, скорее, сознавал, что на ее щеках расцвели было и снова увяли розы, что теплое дыхание на моем лице становится частым и прерывистым. Ее губы сомкнулись и открылись, влажные и блестящие, чем- то навевая сравнение с голодным зверем, что видит перед собой еду, но не может ее достичь. Ее ноздри расширились и затрепетали, и все ее существо напряглось от наплыва чувств, в котором проглядывало нечто плотоядное.

«Она будто пожирала саму мою жизнь», — сказал тогда тот калека, и теперь я его понял. Но он уже стирался из памяти. Для меня существовали только она и я; ужас перед ее свирепым голодом и моя собственная беспомощность. Я не мог пошевелиться, и даже воля ускользала. Ее глаза пылали у меня в мозгу, он лежал перед ней открытым, словно на блюде, выставленном под палящее солнце. Я оказался полностью в ее власти, не в силах оказать малейшее сопротивление и, когда ее дыхание стало еще более частым и тяжелым, понял, что каким-то образом она вдыхает саму мою жизнь.

Внезапно ее лицо исказилось от страха… в мимолетной гримасе мучительного разочарования. Мгновение казалось, что одним долгим вдохом она вытянет из меня остатки жизненных сил, а затем моих ушей достиг мужской голос:

— Надеюсь, я вовремя.

Она рухнула на диванные подушки. Я изумленно поднял взгляд. Посреди комнаты стоял со шляпой в руке тот самый калека.

— Ради вашего же блага… Позвольте вас увести, — как в тумане донеслось до меня.

Я повернулся к миссис Тиерс и пришел в неописуемый ужас. Она обессилено хватала воздух, все еще голодно ища глазами мои. Руки на коленях, ломая пальцы, нервно сжимали друг друга. Губы шевелились, все тело трепетало от обуревавших ее страстей. Жуткая параллель, но я невольно сравнил ее с кровососущими тварями, какой-нибудь пиявкой в человечьем обличье или вампиром, оторванным от добычи и молча дрожащим от неутоленной жажды.

В ту минуту я не совсем понимал, что происходит вокруг. Знал только, что опасность позади и передо мной открылся путь к спасению. Калека, хорошо понимая, в какой ужас она меня привела, терпеливо ждал, пока я поднимусь на ноги. Но все было как в тумане. Я казался себе совершенно беспомощным, тело не подчинялось мозгу. Видя мое состояние, он подошел и поддержал меня здоровой рукой. Встал я с большим трудом, потому что совершенно не чувствовал под собой ног и, только благодаря поддержке своего спутника, каким-то образом добрался до двери.

Никто не обронил ни слова, если не считать тех двух фраз, что чуть раньше произнес калека. С порога комнаты я еще раз обернулся на миссис Тиерс, ухватившись для равновесия за косяк. Она не шелохнулась. Обуявшая ее страсть затмила для нее все, лишив способности думать или чувствовать что-либо еще. На лице миссис Тиерс не было ни намека на смущение — ничего, кроме слепой жажды вернуть добычу, которую у нее отобрали. Даже здесь, на другом конце комнаты, ее глаза искали мои с тем же отчаянным голодом. Но теперь она вызывала во мне лишь содрогание. С помощью калеки, все еще поддерживавшего меня, я покинул ее дом.

Остаток вечера плохо сохранился в памяти. Знаю, что меня довели до дома. Калека и кто-то третий уложили меня в постель. Не знаю, кем был этот человек и где он к нам присоединился. Ту ночь я провел в полуобморочном состоянии, да и весь следующий день пластом пролежал в кровати, ни с кем не разговаривая и не испытывая тяги к общению, только сказал женщине, которая убирала у меня в комнатах, что не нуждаюсь ни в помощи, ни в пище. В сумерках эта добрая женщина появилась снова, и еще раз — глубокой ночью. Но я слабо сознавал, что вокруг происходит, и ничего не хотел. Даже говорить было трудно.

Я не вставал с постели семь дней, все рождественские праздники. Почти ничего не ел, мало говорил и мыслил не очень четко. Наконец, на следующий день после Рождества, отыскав в себе храбрость и силы, я набросился на гору почты, что продолжала расти на столе в моей комнате. Казалось бы, почерк миссис Тиерс должен был попасться хотя бы на одном конверте, но тут меня ожидало разочарование. Однако, повинуясь безотчетному порыву, я открыл первый конверт, адрес на котором был надписан незнакомой рукой. В нем лежала только газетная вырезка: