Вампиры пустыни

Обратный путь в Клетнос занял недолго. И хотя мой ошеломленный разум порядком оцепенел, журналистские инстинкты постепенно взяли верх и я стал думать о жуткой истории Хаггопяна и ее не менее чудовищных последствиях. Я размышлял о его громадной любви к океану, о странной мутной жидкости, с помощью которой он, очевидно, поддерживал свое существование, о тонкой плетке защитной слизи, блестевшей на его лице и предположительно покрывавшей все тело. Я раздумывал о его странных предках и диковинных богах, которым те поклонялись, о существах, выходивших из моря, чтобы спариваться с людьми! Я думал о том, что отметины на шкурах рыб-молотов в большом резервуаре были свежими, и оставлены они были не паразитами, так как Хаггопян вернул своих миног в море три года назад, и о второй жене, которую упомянул армянин — по слухам, она умерла от какой-то «экзотической болезни», вызывающей истощение! Наконец, мне вспомнились другие слухи, что мне доводилось слышать о его третьей жене — но только в гавани Клетноса я понял, что эти слухи, как ни объяснима была ошибка, являлись все же ошибочными.

Ибо, когда преданный Костас помогал старухе выйти из лодки, она наступила на край своей шали. Шаль и платок составляли единое целое, и неловкое движение на миг приоткрыло ее лицо, шею и плечо над левой грудью. И в этот миг невольного обнажения я впервые увидел полностью ее лицо… и красные шрамы, шедшие вниз от ключицы!

Наконец мне стало понятно ее странное, гипнотическое влечение к Хаггопяну — такой же магнетически и нечестиво притягательной казалась опьяненным жертвам ужасающая миксина из его рассказа! Стало понятно, почему меня поразили ее классические, почти аристократические черты — теперь я осознал, что это были черты одной известной афинской модели! Третьей жены Хаггопяна, вышедшей за него замуж в день восемнадцатилетия! И потом, когда мои смятенные мысли снова обратились к его второй жене, «похороненной в море», пришло последнее озарение, и я наконец понял, что имел в виду армянин, когда говорил: «Одна, подобная мне, уже ждет меня, а другая вскоре придет!»

Морли Робертс КРОВАВЫЙ ФЕТИШ

Пер. М. Фоменко

Лес за палаткой кишел жизнью, как всегда бывает в африканских тропиках. Птицы кричали с темных деревьев хриплыми странными голосами: хотя по лесу уже ползли тени, солнце еще не опустилось за западными равнинами, по которым текла к морю река Киги. Обезьяны трещали и завывали, а над самой землей звучал гул миллионов насекомых — неумолчный шум джунглей.

Больной, лежавший в палатке, беспокойно пошевелился и посмотрел на своего товарища.

— Дайте мне что-нибудь выпить, доктор, — сказал он.

Врач поддерживал его голову, пока он пил.

— Там были какие-нибудь ваши лекарства? — спросил больной.

— Нет, Смит, — сказал доктор.

— У меня тошнотворный привкус во рту, — сказал Смит.

— Я долго не протяну, старина.

Доктор Уинслоу посмотрел в лес, в ночь — темнота наступила резко и внезапно.

— Вздор, — сказал Уинслоу. — Вы будете жить, привезете домой свою коллекцию и станете еще более знаменитым.

— Выходит, я знаменит? — отозвался Синикокс Смит. — Вероятно, в своем духе… Думаю, мало кто столько знает об этих местах и их дьявольских обычаях. Все это признают, точнее сказать, все, кроме Хейлинга.

Он нахмурился, упомянув это имя.

— Хейлинг не лучше невежественного дурака, — сказал он. — Мы-то с вами видели здесь странные вещи, доктор.

Доктор вздохнул.

— Допустим, — сказал он. — Но как глупо было с нашей стороны вообще оказаться здесь.

Умирающий покачал головой.

— Нет, нет, я многому научился, старина. Хотел бы я растолковать Хейлингу, что к чему. Собирался, но уже не успею. А он теперь употребит все усилия, чтобы дискредитировать мои… мои открытия.

— Лежите тихо, — сказал доктор.

Доктор и антрополог долго молчали. Смит лежал и о чем-то раздумывал. Наконец он заговорил.

— Я так и не купил эту штуку у Суджи, — сказал он.

— Не надо, — сказал Уинслоу.

— Думаете, он мошенник?

— Я в этом уверен, — сказал Уинслоу.

Симкокс Смит засмеялся.

— Вы ничуть не хуже Хейлинга.

Он выпростал руку и притянул Уинслоу к себе.

— Суджа показал мне, что она сделала, — сказал он. — Я сам видел.

— Сделала с кем? — быстро спросил Уинслоу.

— С пленником. Его убили, пока вас не было.

— И она…

— Она что-то сделала! Боже мой, клянусь! — дрожа, произнес антрополог.

— И что же? — с любопытством спросил доктор, однако нахмурил брови.

— Он весь побледнел, а она покраснела. Кажется, я видел запястье, — сказал Симкокс Смит. — Так мне показалось. Но я точно видел.