Помню, пока я выздоравливал, меня не покидали повторяющиеся видения гигантских подводных городов, циклопических строений из базальта, населенных странными гибридными существами, частично людьми, частично рыбами и частично амфибиями; то были Глубоководные, потомки Дагона, которые поклонялись спящему Ктулху. В этих видениях ко мне взывали потусторонние голоса, нашептывая мне откровения о моих предках — откровения, заставлявшие меня кричать в бреду!
Оправившись, я часто спускался под палубу, изучая миксину сквозь стеклянные стенки резервуара. Вам когда-либо приходилось видеть вблизи миксину или миногу, мистер Белтон? Нет? Тогда считайте, что вам повезло. Это уродливые, примитивные создания, похожие на угрей, чья внешность соответствует их привычкам. И их рты, Белтон — эти жуткие, зубастые присоски!
Два месяца спустя, когда путешествие подходило к концу, начался истинный ужас. К тому времени раны на моей груди, круглые кровоточащие отметины в том месте, где в меня вцепилась миксина, полностью зажили; но воспоминание о той первой встрече оставалось свежо в моей памяти, и…
На вашем лице, я вижу, написан вопрос, мистер Белтон. Да, вы правильно расслышали — я сказал «первой встрече». О да! Последовали и другие встречи, много встреч!
На этом месте своей поразительной истории Хаггопян замолчал, вытер платком стекающие из-под солнечных очков струйки и снова отхлебнул мутной жидкости из стакана. Мне представилась возможность оглядеться; возможно, я подсознательно все еще искал путь к бегству, если возникнет такая необходимость.
Армянин сидел спиной к огромному бунгало, и, нервно взглянув в ту сторону, я заметил, как за одним из маленьких, похожих на иллюминаторы окон быстро промелькнуло и исчезло чье-то лицо. Позже, когда мой собеседник возобновил свой рассказ, я сумел разглядеть, что это была старая служанка. Она не сводила глаз с Хаггопяна, глядя на него с каким-то голодным восхищением. Она пряталась, как только замечала, что я поглядываю на нее.
— Нет, — заговорил наконец Хаггопян, — миксина со мной еще не закончила — далеко не закончила. Шли недели, и мой интерес к этому существу превратился в одержимость; каждую свободную минуту я проводил, уставясь в резервуар или разглядывая любопытные отметины и шрамы, которые рыба оставляла на телах своих подневольных жертв. Так я обнаружил, что жертв миксины никак нельзя было назвать подневольными! Странный факт, и все же…
Да, я обнаружил, что рыбы, которыми питалась миксина, став однажды «хозяином» паразита, все время стремились восстановить подобную связь и даже шли ради этого на смерть! Открыв это странное обстоятельство, я начал, естественно, экспериментировать и позднее со всей определенностью установил, что после первого акта насилия жертвы испытывали при последующих нападениях своего рода наркотическое удовольствие!
По-видимому, мистер Белтон, я обнаружил в море совершенный эквивалент вампиров наземных легенд. Но значение этого, величайший ужас моего открытия оставались мне непонятны, пока… пока…
Возвращаясь на Хаггопиану, мы стали на якорь в Лимасоле, на Кипре. Оставался последний отрезок пути. Я разрешил команде — за исключением одного человека, Костаса, который не захотел покидать яхту, — остаться на ночь на берегу. Мои люди долго и тяжело работали и нуждались в отдыхе. Жена отправилась с ними, собираясь навестить друзей в Лимасоле. Я остался на борту — друзья жены были мне скучны, а кроме того, я уже несколько дней ощущал усталость, напоминавшую летаргию.
Я рано лег спать. Из каюты я видел огни города и слышал тихий плеск воды у свай причала. Костас дремал на корме, забросив леску в воду. В полусне я окликнул его. Он сонно откликнулся и сказал, что вода неподвижна, как лед и что он уже вытащил двух отличных кефалей.
Я пришел в себя три недели спустя, на Хаггопиане. Миксина снова добралась до меня! Мне рассказали, что Костас услышал всплеск и нашел меня в резервуаре миксины. Он сумел вытащить меня из воды, прежде чем я захлебнулся, но ему пришлось сражаться как дьяволу, чтобы оторвать от меня чудовище — вернее,
Вы начинаете понимать, что случилось, мистер Белтон? Видите?
Он расстегнул рубашку и показал мне отметины на груди — круглые шрамы диаметром примерно в три дюйма, какие я видел на шкурах рыб-молотов. Я застыл в кресле с раскрытым ртом, увидев, сколько их было! Он расстегнул рубашку до самого шелкового кушака, и вряд ли хоть дюйм его кожи оставался нетронутым; некоторые шрамы шли даже поверх друг друга!
— Боже всемогущий! — наконец выдохнул я.
— Какой бог? — мгновенно прохрипел Хаггопян. Его пальцы снова задрожали в странном возбуждении. — Какой бог, мистер Белтон? Иегова или Оанн[17] — человек-Христос или существо-Жаба — бог Земли или Воды?