Валтасаров пир. Лабиринт

— И даже не один. Несколько профессоров и доцентов из Варшавы и Кракова, которые не один год изучают эту проблему, в качестве стипендиатов ЮНРРА работали для усовершенствования на предприятии по производству пенициллина — производственный процесс и технологию изучали.

— В Соединенных Штатах?

— Нет. На сей раз ЮНРРА направила их в Канаду.

— Наверно, они там времени даром не теряли! — вырвалось у Анджея.

— Они бы и больше набрались опыта, — заметил директор сдержанно, — если б не всякие ограничения и запреты. Запрещалось вести записи наблюдений, опытов. Не разрешалось выносить из лаборатории никаких научных материалов. А если что и выдавали, то лишь ничтожную долю и, как правило, без фотографий. Всюду гриф: «Совершенно секретно». Но и это бы еще с полбеды, если б не разные уловки. То лекциями пичкали по целым неделям, хотя об этом можно в научной литературе прочесть. То подолгу знакомили с отдельными операциями, не давая, однако, освоить процесс в целом. Словом, в прятки играли!

— Странная тактика!

— Нисколько! — возразил Томчинский. — Весьма последовательная.

— А оборудование откуда у нас? — поинтересовался Анджей.

— То, что есть, мы получили от ЮНРРА.

— Значит, и оборудование они нам предоставили не полностью?

— Разумеется.

— Ничего не понимаю!

Директор пожал плечами. Для него это было ясно как божий день.

— Конечно, не полностью. Причем во всех пяти комплектах, предоставленных ЮНРРА пяти строящимся фабрикам пенициллина в Восточной Европе, не хватает одних и тех же приборов. То есть в Польше, Чехословакии, на Украине, в Белоруссии и Венгрии невозможно ввести эти предприятия в строй. Вернее сказать: чтобы невозможно было ввести их в строй, пока не дадут недостающего оборудования. Во всяком случае, даром.

— А купить нельзя?

Задав этот вопрос, Анджей вспомнил разговор в кабинете у дяди Конрада, невольным свидетелем которого он оказался. Речь шла как раз о производстве пенициллина и запрете, наложенном на вывоз из Соединенных Штатов оборудования, необходимого для пуска заводов в только что перечисленных странах.

— Купить? То-то и оно! Но, Сивка, но!

Томчинский взмахнул кнутом. Лошадь еле тащилась, хотя песчаная дорога уже кончилась.

— То-то и оно! — буркнул Томчинский. — ЮНРРА — это средство нажима. Пенициллин — тоже. Много их, этих средств оказывать нажим. А смысл один. И назначение и применение одинаковое. Дадут попробовать и еще пообещают — в награду за послушание. Пенициллин для этого — приманка самая подходящая. Патент английский. Производство американское. Кто заодно с ними, получит этот бальзам, а кто против — на, глотни, а там хоть подыхай. — Он показал кнутовищем на видневшиеся невдалеке фабричные постройки. — Вот она, фабрика наша! До войны здесь был большой пивоваренный завод, оснащенный по последнему слову техники. Немцы его уничтожили, а котельную решили взорвать напоследок: заводская электростанция весь город снабжала током. Да не успели! А такая вот котельная по теперешним временам — настоящий клад! И вода в Мостниках, какая нужно, — хорошая, чистая, нежелезистая.

У ворот они остановились. Томчинский достал из бумажника листок с фамилиями инженеров — организаторов курсов — и протянул Уриашевичу.

— Когда с делами покончите, — сказал он на прощанье, — найдете меня в комитете крестьянской партии или в отделе народного образования. Тот и другой — на рыночной площади. Пятнадцать минут хода отсюда. Обратно поедем тоже вместе.

— Вы к кому? — спросил Уриашевича в воротах сторож с винтовкой.

Анджей назвал фамилии, и стороне, пропустив его, приоткрыл дверь в будочку сейчас же за воротами. Анджей очутился в проходной. Здесь он снова повторил все три фамилии и, к ужасу своему, узнал, что ни одного инженера нет сейчас на фабрике. Один — в Мостниках и вернется только к трем часам, двоих других вызвали сегодня в Варшаву.

— Вот незадача!

От неожиданности он остался стоять на месте. Стоял и вертел бумажку, которую с такой надеждой взял у Томчинского и которая ничуть ему не помогла. В конце концов решил он оставить записку. Бумага в дежурке нашлась, но ни конверта, ни ручки, один только чернильный карандаш.

— Я могу одолжить вам ручку!

Уриашевич обернулся. Только сейчас дошло до его сознания, что в проходную кто-то вошел и остановился рядом, — занятый своими мыслями, он не обратил на это внимания. Человек средних лет, в рубашке с отложным воротником, в очках с толстыми стеклами уже протягивал ему авторучку. Должно быть, здесь работал: у него не спрашивали, к кому он. Замешкавшись в проходной, услышал, вероятно, конец разговора.

— Большое спасибо! — сказал Анджей.

Он написал несколько слов и, возвращая ручку владельцу, еще раз поблагодарил его и представился:

— Уриашевич.

— Уриашевич! — просиял незнакомец. Он снял очки, потом неловко, каким-то судорожным движением опять надел их и назвал свою фамилию, которой Анджей, впрочем, не расслышал, присовокупив к ней магистерское звание. — Очень рад познакомиться. — Он еще раз пожал Анджею руку и снова поклонился. — Вы, конечно, из Варшавы?