Вальс на разбитых бутылках

Выстрел первого новогоднего салюта раскатился над площадью. Поднявшаяся вверх красная точка раскрылась белыми цветами. «А-а-а!» пронеслось в толпе. Цветы постепенно исчезли, оставив за собой печально закружившиеся золотые листья, тающие в полете. «А-а-ах!» выдохнула площадь разом. Нариман, запрокинув голову, восхищенно смотрел на непрерывный фейерверк. Гулкие выстрелы звучали один за другим, разукрашивая небо в фантазию соцветий, живущих в мгновении. «А-а-а! А-а-х!» раздавалось то и дело в толпе.

Половинку соцветий закрывало собой возвышающееся по правую сторону здание, но Нариман не жалел о том, что не сумел пробраться до середины площади, ему хватало и той половинчатой красоты, что вспыхивала прямо над головой. Что-то ушло, стерлось, забылось. Он ощущал себя перед чистым листом бумаги, на который можно переносить лишь нужное и доброе из уже исписанных его непонятным почерком страниц прошлого. Он закрыл глаза, вытянувшись в сторону неба, словно желая удержать в себе раскрывающиеся в ночи серебристые и золотистые цветы фейерверка. Легкие капли тронули его веки, губы и щеки. Нариман открыл глаза. «Дождь все-таки пошел», – подумал он прежде, чем успел ощутить толчок. Едва удержавшись на ногах, он слегка отступил назад, получив тут же второй удар.

Недоуменно оглянувшись, он увидел странно пригнувшихся, словно прячущихся от чего-то людей. Какое-то мгновение он стоял почти один, вытянувшись во весь свой невысокий рост, крутя шеей, все еще не понимая отчего приседают окружающие его люди, пока не увидел поблескивающие на свету перекрестные брызги шампанского, которыми неподалеку от полицейской машины одна группа молодчиков обливала другую. Почему-то в этот момент ему страстно захотелось узнать, где прячется красивая женщина полицейская. Встав на цыпочки, он попытался высмотреть ее и охнул от боли. Брызги шампанского попали прямо в лицо. Схватившись за глаз, он присел, как и все. Повернувшись спиной к обливающимся, начал лихорадочно искать платок в нагрудных карманах. Для этого полную бутылку с шампанским, от которой он успел отхлебнуть лишь один глоток, пришлось зажать между ног. Найдя платок, он закрыл им больной глаз, продолжая сжимать коленками бутылку, твердо решив, что обязательно найдет обидчика и выльет ему на голову остатки шампанского. Как именно он это все проделает, было неясно ему самому, потому что все мысли были заняты горящим глазом. Временами казалось, что он вообще останется без глаза. «Воды бы сейчас», – тоскливо подумал он и схватился опять за бутылку. Наконец-то, из глаз потекли слезы и боль постепенно ушла. Теперь заныли спина и коленки.

Брызги достигали его ушей и серебристым покрывалом обволакивали вычищенное Салимой драповое черное пальто. Сидя на корточках, он размышлял над тем, когда же у них закончится шампанское. Рядом повизгивали. Он попытался поменять немного положение, пытаясь размять онемевшие конечности. Немного привстав, застыл от увиденной картины. На небе красивыми цветами, на которые уже никто не обращал внимания, все еще раскрывались новогодние ракеты. Все сидели на корточках, закрываясь от брызжущего над их головами шампанского. В свете прожекторов казалось, что это свежевспаханная земля, которую усердно орошают. Времена кто-то резко вставал и встряхнув бутылку, пытался облить воображаемого противника, попадая на головы и спины сидевших рядом. Все это было настолько абсурдно, что и Нариман вдруг развеселился. Правда, брызги уже достали его несколько раз. Он успевал закрывать лицо платком. Увернувшись в последний раз, решил снова присесть, но как только он пригнулся в толпе произошло движение, и он чуть было не упал на прячущуюся за ним женщину. Сидевшие на корточках впереди него по одному начали вдруг подниматься. Видимо, передние ряды дрогнули под обильными струями и, окончательно промокнув, начали отступление. «Шампанское закончилось!» – ликовал Нариман, крепко держа в руке свою бутылку, которую уже ни за что не выпустил бы по двум соображениям. Во-первых, она была полна еще этой противной шипучки, которая представлялась ему теперь грозным оружием, а во-вторых, ее все равно некуда было приставить без риска, что споткнувшись об нее, кто-либо не покалечится в этой суматохе.

Он отступал вместе со всеми с бутылкой в руках, стараясь удержаться на ногах и переживая за то, что все дальше удаляется от метро. Эта мысль иногда замедляла его, но энергичные толчки в спину и бока, быстро отрезвляя, заставляли двигаться дальше. Добежав вместе со всеми до здания неподалеку от той улочки, через которую он попал на злополучную площадь, Нариман остановился. Здесь все отряхивались и вытирались. Он не обратил внимания на то, что уже никто не смеялся, так как был раздражен и напуган сам.

Одежда намокнув и впитав в себя запах шампанского, тяжелым мешком висела на плечах. В воздухе тоже завис неприятный запах. Фейерверк закончился. Часть людей пыталась протолкнуться к улочке с лотками. Встав на небольшое возвышение, Нариман наблюдал за образовавшейся там непроходимой пробкой из людских голов, рук и ног. Казалось, что живым из этой давки выбраться не удастся никому. Он тоскливо перевел глаза на освободившееся пространство на том самом месте, где до этого вместе со всеми сидел на корточках, и обнаружив, что полицейская машина тоже куда-то исчезла, повернулся к стоявшим рядом людям.

Постепенно все оживились, начали переговариваться. Некоторые горячо что-то обсуждали. Другие размахивали руками в направлении, из которого только что были вытеснены. А самые смелые выбегали из укрытия, пытаясь определить, если дождь из шампанского уже перестал. Наблюдая за ними, Нариман взбодрился. Он тоже не терял надежды пересечь площадь и выйти к станции метро. Еще раз оглянувшись на заблокированный людьми выход с площади, успокоил себя тем, что даже если пробраться сейчас на эту улочку, все равно не успеть на станцию до закрытия метро. Протерев лицо, тряхнул головой и, привстав на цыпочки, постарался определить сколько может занять переход через площадь. «В обычное время, наверное, не больше пяти-семи минут, но сейчас…» – мелькнуло в голове и он обругал себя за то, что не сиделось в гостинице или каком-нибудь ресторанчике.

Прежде чем Нариман успел что-то решить, наблюдая за тем, как постепенно освободившееся впереди пространство вновь наполнялось людьми, что-то мелькнуло в воздухе и, словно выстрел, раздался треск лопнувшего стекла. Потом еще один. Затем со всех сторон с какой-то зловещей методичностью послышались характерные звуки разбивающихся бутылок. В ту же минуту из репродукторов вырвался наружу вальс. Нариман изумленно смотрел, как над площадью крутятся бутылки и шлепаются вниз под торжественную музыку, поглощающую властными аккордами звуки разбивающегося стекла. «Вылили жидкость, теперь уничтожаем тару», – разозлился он, поняв, наконец, что происходит. Все бросились врассыпную и вскоре укрытие, где он продолжал оставаться, вновь было переполнено людьми. Нариман вдруг ощутил страшную усталость. «Все тот же древний город… хлеба и зрелищ…», – попытался он взбодрить себя, но лишь вымученно улыбнулся этим мыслям, успокоившись тем, что как только перебьют все бутылки, то можно будет и выбираться.

Вскоре, и правда, перестали мелькать в воздухе бутылки и собравшиеся у здания опять разбрелись по площади. Устав от собственной нерешительности, Нариман потоптался на месте, разминая отекшие ноги. Кольнувшая его в правый висок мысль, что ближайшее к площади метро вскоре тоже закроется, вынудила, мельком взглянув на часы, сдвинуться с места. Он вошел в толпу, как и раньше пристроившись к одной из цепочек, и стал проходить к центру. Часть людей уже покинула площадь, поэтому можно было довольно быстро продвинуться вперед. Но вскоре вновь пришлось протискиваться между стоящими в ожидании еще чего-то горожанами. Едва не наступая на пятки, Нариман старался не отставать от высокого парня в мокрой дутой куртке, периодично выкрикивающего: «Scusa! Permesso!» [21] И ничего не видел перед собой, кроме его мокрой объемистой спины, лишь по нарастающим звукам вальса догадываясь о том, что приближается к центру площади. Неожиданно парень остановился. Где-то очень близко вновь шлепнулась об землю бутылка. Инстинктивно пригнув голову, Нариман закрыл глаза. Когда он, приподняв голову, снова открыл глаза, вместо дутой куртки парня увидел перед собой крепко державшуюся друг за друга парочку. Встав на цыпочки, обнаружил, что находится перед расчищенным кругом, посередине которого возвышается какой-то обелиск. Свет дополнительных прожекторов, установленных на противоположной стороне падал на вальсирующие почти в центре пары. Одинокая бутылка иногда взлетала вверх и разбивалась почти у самых их ног. Пространство периодично пересекали люди, крича что-то на бегу. Стоявшая впереди него парочка тоже неожиданно рванула вперед и, перебежав, смешалась с толпой напротив. Нариман застыл, ощущая подталкивания дышащих в затылок людей, наблюдая за летящими в круг бутылками и пытаясь рассмотреть танцующих. «Это Штраус», – зачем-то сказал он себе, прислушиваясь к торжественным аккордам. Словно поддакивая ему, немного не долетев, неподалеку приземлилась еще одна бутылка, горлышко которой, отскочив, упало почти у его ног. С криком сорвались и побежали навстречу друг другу одновременно несколько человек с обеих сторон и благополучно разминувшись, добежали до противоположных половинок круга.

Со стороны все это было похоже на игру, но на самом деле каждый пытался выбраться в нужном ему направлении. С той стороны, где стоял Нариман, вновь бросились вперед несколько человек. Несколько замешкавшись, неожиданно для себя самого, угрожающе вытянув вперед бутылку с шампанским, с криком «А-а-а!» он побежал за ними. Сделав несколько шагов, остановился, поняв, что совершенно не учел того, что бежать придется по битому стеклу, банкам, оберткам и всему тому, что распивалось и съедалось здесь за сегодняшний вечер. Что-то шлепнулось сзади него и, напугав, заставило опять броситься вперед. Заметно отстав от группы «перебежчиков», скользя по мокрым осколкам, наступая на оставшиеся целыми горлышки, он кое-как достиг середины. Едва дыша, мельком взглянул на кружащихся в вальсе среди битого стекла и мусора. На мгновение показалось, что все это он где-то уже видел и под впечатлением охвативших его чувств остановился, словно желая рассмотреть получше и запомнить нечто, промелькнувшее слишком быстро. Удар в голову сбил с ног. Нариман упал, приземлившись на одно колено, упираясь ладонью в какую-то прилипшую к асфальту бумажную обертку и нелепо приподняв над головой бутылку с шампанским. Порадовался тому, что осколков здесь было поменьше и, подобрав слетевшую с головы кепку, все еще толком не понимая, что произошло, поспешно поднялся и побежал дальше.