Читаем Валькирии. Женщины в мире викингов полностью

«Выслушала Сигрид эту весть, и смерть мужа была для нее тяжелой утратой. Но Торольв был ей хорошо знаком и раньше. Она знала, что он – достойнейший человек и что не могло быть лучшего брака, чем с ним. Да к тому же такова была воля конунга. Тогда она решила, и ее друзья поддержали ее в этом решении, дать согласие на брак с Торольвом, если ее отец не будет против. После этого Торольв стал распоряжаться в вотчине Барда и управлять в фюльке как лендрманн конунга»[395].

Хотя рассказчик и вкладывает в уста героини слова скорби, ее согласие на замужество с Торольвом выглядит как хорошо обдуманное прагматичное решение, основанное на здравой оценке своего положения. Так как ее муж погиб на войне, мстить некому. Но какого-то более-менее вдумчивого анализа того, что могла чувствовать вдова по поводу смерти мужа или в отношении своего нового супруга, мы опять не дождемся, равно как и ее размышлений по поводу того, как ей жить дальше. Рассказчик пунктирно обозначает эти события и спешит дальше, а сама Сигрид волнует его лишь как связующее звено или «разменная монета» между двумя мужчинами.

Но симпатии властителей не вечны: однажды Торольв впадает в немилость к Харальду, который убивает своего лендрманна и сжигает его дом дотла. Оставшаяся в живых Сигрид, которая потеряла и мужа, и отца, возвращается в родной Саннес, где становится состоятельной и полновластной хозяйкой. Ей недолго суждено оставаться вдовой. Вскоре конунг призывает Эйвинда «Ягненка» и объявляет о своем решении: «Я даю тебе в жены вдову Торольва, а также добро, которым он владел». Счастливый жених спешит к Сигрид, чтобы сообщить ей волю короля. И вновь рассказчик предельно сухо информирует нас о том, что она «не видела другого выхода, после всего, что было, как подчиниться этому решению»[396]. Вскоре у пары рождается двое детей, после чего о Сигрид мы больше ничего не слышим.

Оба повторных замужества Сигрид заключаются под давлением короля, но если перспектива второго брака не представляется ей ужасной (Сигрид, по крайней мере, знала заранее, что Торольф был прекрасным человеком), то третий ей был откровенно навязан против всякой воли. Более того, она узнает о решении короля буквально сразу после смерти мужа, когда она еще не успела оправиться от того, как на ее глазах сгорел дом. Кончина отца не оставляет ей шансов на то, что кто-то позаботится о более благоприятном замужестве. При этом сама она, учитывая ее родословную и размер унаследованного состояния в глазах мужчин продолжает оставаться более чем завидной партией, даже несмотря на наличие детей от предыдущих браков. В других сагах функцию короля, берущего на себя ответственность за то, чтобы снова выдать вдову замуж, выполняют ее родители. В предыдущей главе мы обсуждали то, как Гримхильд уговаривает только что потерявшую мужа Гудрун принять предложение Атли, запугивая ее безрадужными перспективами одинокой старости. Но чаще всего инициаторами повторных браков были все же отцы или братья. Мы также можем вспомнить о судьбе Турид из «Саги о людях с Песчаного берега». Ее властный брат Снорри Годи выдает сестру за богатого, но не слишком знатного викинга, который мечтает о том, чтобы упрочить свое положение в обществе (см. главу 3). При этом Снорри демонстрирует еще меньшую, чем в «Саге об Эгиле», озабоченность личным счастьем самой девушки. Саги изобилуют примерами того, как вдов выдают замуж помимо их воли. В этом смысле их положение ничуть не лучше юных девушек, только ожидающих своего первого замужества.

Хотя эти примеры и являются художественным вымыслом, тот факт, каким будничным тоном рассказчики сообщают нам о повторных браках, заключаемых без согласия самих вдов, говорит нам о том, что в эпоху викингов это, по всей видимости, было вполне распространенной практикой. Согласно кодексам законов, вдовы должны были иметь право отвергать не понравившихся им женихов, но случаи Сигрид и Турид доказываю нам, что на практике это не всегда представлялось возможным. Суровые условия жизни той эпохи были таковы, что собственность женщины и сама ее личность могли быть как присвоены более властными мужчинами, так и служить предметом торга между ними. В случае Сигрид ее повторный брак политически выгоден королю – он использует ее наследство и социальный статус, чтобы вознаградить своего слугу и тем самым заручиться его поддержкой на будущее, а самой женщине ничего не остается, кроме как подчиниться этому выбору. Маловероятно, что в такой ситуации родственник-мужчина мог противостоять королю. И действительно, отец Сигрирд никак не упоминается в эпизоде, связанном с ее обручением с Торольвом. Таким образом, даже несмотря на внушительное состояние и знатное происхождение, многие вдовы, скорее всего, не могли принимать самостоятельных решений такого рода.

Жизнь вдов
Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология