Читаем Валькирии. Женщины в мире викингов полностью

Скорее всего, авторы саг могли иметь различные мнения о событиях, описываемых ими. Вероятно, некоторые из них были свидетелями того, как женщины разжигают пламя вражды, настойчиво подстрекая своих родственников к мести. Другой вопрос – согласились бы читатели с тем, что у мужчин в такой ситуации не оставалось другого выбора, кроме как беспрекословно подчиниться? Неужели король Олав не мог придумать лучшего развития событий, чем отправить свое войско на верную гибель и умереть самому только потому, что его жена ставила под сомнение его мужественность? Едва ли. В реальности подстрекательство со стороны женщин могло быть одним из факторов, влиявших на решения мужчин, но они были вполне способны принимать их самостоятельно, без чьих бы то ни было подсказок. Кроме того, большинство из них не производят впечатление людей, готовых сломя голову ринуться в драку или сражение при любом удобном поводе. Так что эта тема вряд ли может целиком уместиться в примитивную и однобокую модель, согласно которой женщины подстрекают мужчин к насилию. Тем более что мы знаем не один пример того, как женщины останавливали своих мужей от необдуманных шагов (см. главу 3) и способствовали разрешению конфликтов мирным путем[392].

Кроме того, мы должны помнить о том, что женщины, о которых шла речь выше, являются вымышленными персонажами. Одни авторы потворствуют ожиданиям читателя, а другие сознательно их разрушают, как это происходит в сцене из «Саги о названых братьях», о которой мы подробнее поговорим чуть ниже. Женщина по имени Сигрфльод подстрекает малознакомых мужчин убить других двоих, причем речи о кровной мести тоже не идет, но чтобы добиться своего она использует тот же прием – обвиняет их в недостатке мужественности. Кроме того, если помнить о том, что это художественный вымысел, такого рода сцены вполне можно воспринимать вне исторического и культурного контекста. Возможно, что и сами авторы могли сталкивать персонажей с разными характерами лишь для того, чтобы продемонстрировать скрытые импульсы, которые руководят их поступками. Последователи Фрейда назвали бы такие сцена иллюстрацией того, как взаимодействуют «ид» и «эго». В этой модели проводником бессознательного начала выступает женщина, в то время как мужчина олицетворяет собой разум, сопротивляющийся низменным инстинктам[393]. Другими словами, объяснять, почему в сагах женщины подстрекают мужчин к мести, можно по-разному. Этот мотив может опираться на исторические реалии, но как только он оформлен в текст, то становится отражением и скандинавской культуры, и человеческой психики в целом.

Вдовы: повторное замужество и политика

Потеря мужа несла за собой не только горе и необходимость мести, если смерть была насильственной, она была непростым ударом и в чисто практическом отношении. Оставшись без главного кормильца и защитника, семья мгновенно становилась уязвимой для самых разных опасностей извне. Из саг мы узнаем, что процесс объединения разрозненных земель сопровождался большими человеческими потерями. Уделяя первостепенное внимание политике, авторы зачастую выносили за скобки тот факт, что у этих погибших были жены и дети, которые оставались без средств к существованию и должны были отстаивать свое право на наследство перед другими родственниками умершего. В «Сагах об исландцах» некоторые из таких случаев рассматриваются чуть подробнее.

В «Саге об Эгиле» мы встречаем женщину, которая становится вдовой дважды в течение нескольких лет: каждый раз, как только она теряет мужа, ее поспешно принуждают к новому браку. Сигрид, дочь Сигурда, родилась и выросла в конце IX века в городе Саннес на норвежском острове Алста. Это потрясающе красивое место с живописной горной грядой. Рассказчик скуп на детали: мы знаем только то, что Сигрид была единственным ребенком Сигурда, местного богача, и, соответственно, наследницей приличного состояния. Следующее упоминание о Сигурд, как это часто водится в сагах, мы встречаем только в момент, когда ее выдают замуж за Барда. Его отец тоже богат и живет в ста километрах от Саннеса. У Барда был лучший друг по имени Торольв. О них рассказчик говорит так: «Они равны красотой и ростом, силой и всеми достоинствами; и Торольв, и Бард были любимцами конунга [короля Харальда Прекрасноволосого]». Кажется, что их ждет блестящее будущее, но буквально через пару лет после женитьбы на Сигрид Бард оказывается смертельно ранен в бою. Испуская последний вздох, он просит у короля разрешения на то, чтобы все его наследство, включая жену и сына, перешло другу Торольву, которому он доверяет «больше, чем остальным людям»[394]. Король дает согласие, после чего Торольв плывет к дому Барда, чтобы сообщить Сигрид печальную новость. Реакция вдовы была такой:

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология