Валентин Серов

Но для портрета Гиршман Серову нужно было что-то другое. Добиться того особого ровного блеска, который придавали маслу старые мастера, оказалось невозможно; видимо, все дело было в материале. Акварель не годилась для такого большого парадного портрета; акварель – это камерная техника. Пастельные тона слишком нежны, они не создают впечатления плотного красочного слоя. Серов выбрал темперу.

Эту трудную технику мало кто применял в то время. Она была распространена в Средние века и в эпоху Возрождения, и ее очень хорошо в характерной старинной манере описывает Ченнино Ченнини, итальянский художник XV века: «Употребительны два рода темперы, один лучше другого. Первый состоит в том, что берется яичный желток и белок, прибавляется к ним несколько срезанных вершинок веточек смоковницы, и все это хорошо перетирается. Потом в смесь эту наливается около половины разбавленного водою вина, и этим обрабатываются краски.

Другая темпера вся состоит из яичного желтка, и знай, что это – темпера, обыкновенно употребляемая в стенописи, а также по дереву и железу».

Вот к этому старинному виду живописи обратился Серов в поисках нужного ему материала, хотя современные художники употребляют его редко – темпера считается трудной техникой. Но, быть может, именно это и подхлестнуло Серова.

Впрочем, во времена Серова темпера была уже не та, что описанная Ченнино Ченнини. В ней не было веточек смоковницы, и она не разбавлялась вином. Приготовлялась она из яичного желтка и различных масел, так что представляла собой что-то среднее между маслом и акварелью.

Темпера полностью оправдала ожидания Серова. Она придала портрету ровную матовую поверхность, заставила по-особому звучать краски, сделала более глубокими черные и коричнево-желтые тона, господствующие в портрете.

Эти же тона господствуют в портрете Ермоловой, написанном маслом, но в портрете Гиршман они гораздо мягче и интимнее.

Но вот какая история! Темперу-то Серов применил сначала не в портрете Гиршман, а все в том же восьмиугольном портрете натурщицы Веры Ивановны, написанном в 1905 году, который во всех отношениях представляется «репетицией» великолепного парадного портрета Генриетты Гиршман.

После этого Серов уже не оставляет темперу до конца жизни…

Следующий, 1908 год принес Серову новую удачу в его поисках «стиля», как назвал впоследствии это направление его искусства Грабарь. Этой удачей стал портрет Акимовой. Он, пожалуй, не так красив, как портрет Гиршман (может быть, потому, что сама Акимова не так красива, как Гиршман), но у него есть одно несомненное преимущество: он написан свободно, непринужденно, уже освоенным приемом, написан уверенной рукой. И он, конечно, красив, очень красив своей живописью, удивительно смелым, неожиданным сочетанием цветов: красного с голубым и синим (эти цвета как будто не вяжутся, но у Серова здесь своя задача, и о ней еще речь впереди); и серебристо-серая гамма платья, и смуглая кожа, и золото браслета и ожерелий – все это очень ярко, сочно и так замечательно гармонирует с восточным характером лица.

И вместе с тем портрет психологичен. Чувствуется, что эта женщина очень много передумала на своем веку. У нее были какие-то переживания, потрясшие ее. Она очень устала. Ей ничего не нужно сейчас, кроме покоя. Она удобно уселась на диване и позирует как будто даже с некоторым удовольствием.

Серов считал портрет Акимовой одной из лучших своих работ. Однажды, беседуя с Грабарем, он сделал список пятнадцати работ, которые считал лучшими, и одним из первых в этом списке поставил портрет Акимовой.

Но, конечно же, в это время Серов писал и другие портреты, приятные и неприятные – всякие. Портреты были главным источником существования. Когда деньги были, Серов выбирал, на предложения друзей написать чей-либо портрет отвечал вопросами: «А он хороший человек?», «А не рожа ли?» Когда денег не было – соглашался. Уж такая рожа и такой «хороший человек», как Победоносцев, – а ведь писал же в свое время.

Так что предложение написать портрет московского городского головы князя Голицына не было чем-то из ряда вон выходящим. Голицына Серов знал хорошо, не раз приходилось вести с ним неприятные беседы по делам Третьяковской галереи. В этих делах Голицын всегда держал сторону Цветкова. Ну что ж, Серов воздал ему по заслугам. Он тщательно выписал холодное надменное лицо, на котором главная деталь – усы, холеные, изысканной формы усы. Серов делает так, что при взгляде на портрет именно усы бросаются в глаза прежде всего. Он достигает это обычным своим излюбленным, десятки раз проверенным способом – жестом. И пожалуй, ни в одном еще портрете жест не выполнял такой роли и не был так обнаженно красноречив.

Задумчиво касается человек уса. И в этом совсем непринужденном жесте весь смысл. Ясно: жест привычен. И плавная линия контура лица натыкается на усы, останавливается, напряженно переваливает через руку и опять плавно течет вниз, слегка задерживаясь на пороге белоснежного манжета.