Валентин Серов

Летом 1896 г. состоялась коронация Императора Николая II, и Серов, получивший заказ написать для официального коронационного альбома момент миропомазания, был допущен в Успенский собор во время самого торжества. Здесь он написал этюд и сделал множество набросков в альбом, послуживших ему затем материалом для картины. Эта картина, написанная им в течение ближайшей зимы, должна быть признана одним из самых замечательных произведений Серова, в котором он является достойным соперником Менцеля. Здесь нет той торжественности композиции, какую мы видим у Менцеля в его короновании Вильгельма I, но жизненность Серовской картины вне всякого сравнения выше той. Это вообще одна из самых жизненных вещей во всей современной живописи, и наименее официальная из всех официальных картин на свете. Это собственно и не картина, а только эскиз к ней: картину он писал акварелью год спустя, зимой 1897-1898 года, и в коронационном альбоме была воспроизведена именно она. Акварель бесконечно ниже масляного эскиза, являющегося одной из самых драгоценных жемчужин всего Остроуховского собрания. Несмотря на эскизность и незаконченность лиц, все они гораздо выразительное, чем на акварели, очень засушенной, замученной и явно наскучившей автору. Здесь же действительно портреты, яркие и четко характеризованные, иногда двумя-тремя мазками, поворотом плеч, верно подмеченным жестом, наклоном головы. Поистине, изумительно мастерство, с которым передана эта насыщенная светом атмосфера, блеск золота и игра красок.

После коронации Серов все лето 1896 года провел в Домотканове, где делал рисунки к басням Крылова и писал этюды. В числе последних был один, который он очень ценил за простоту и ясность выражения, – знаменитая «Баба в телеге». Мало интересный в чисто живописном отношении, этюд этот настолько выразителен, что вырастает в целую картину, полную того особого, чисто серовского настроения, которое очень характерно для целой полосы его творчества. Автор намеренно откинул всякую композицию, взяв фоном для своей бабы в телеге самый незатейливый, ничуть не занимательный и ничем не интересный пейзаж; полоса леса, полоска дальнего берега, каемка реки и лента ближнего берега. По берегу едет в телеге баба. Тысячу раз виденная картина, близкая, родная, русская деревенская картина. Это до невероятности просто, и вместе с тем мудро, что-то Кольцовское есть в этой простоте подхода к повседневности.

С этого времени в работах Серова чисто живописная сторона отодвигается несколько назад, и на первое место выступает поиск характера. Его интересует только типичное и характерное, он бежит от всего сложного, от всего, что ему кажется погоней за трюками, – он ищет только высшей, последней простоты. Все эффектное и необычайное было ему всегда чуждо, и он часто говорил, что это его нисколько не трогает, а волнует лишь самое обыкновенное. Он был слишком правдив, слишком Катон в жизни, чтобы не чувствовать органического отвращения ко всякой фальши и ходульности в искусстве. Боясь их как огня, он заведомо отворачивался от исключительно красивого заката, красочной фантастики инея или редкой по красоте гряды облаков, предпочитая им самое обыкновенное, самое каждодневное, будничное, серое. Оттого в его искусстве так мало солнца и так много серых дней.

Первым крупным произведением, в котором ясно обозначился знаменательный для эволюции Серовского творчества поворот, был замечательный портрет Марии Федоровны Морозовой. Помню, как он увлекался передачей характера умного лица, сверкающего левого глаза и прищуренного правого – всей крепкой фигурой этого сильного человека. Нельзя подойти проще к задаче, чем подошел он и я помню, как много толков вызвала Серовская характеристика портрета на выставке Мюнхенского Сецессиона, и как внимательно разглядывал его такой мастера своего дела, как Ленбах. Портрет «Девушки под деревом» и Марии Федоровны Морозовой – прямые антиподы: там весь смысл произведения заключается в самой живописи и важно не столько лицо, сколько краски лица; здесь все дело именно в лице, в человеке, что весьма выразительно и намеренно подчеркнуто черно-серой гаммой портрета.