Однако, дальше эскизов дело не пошло, так как специальная комиссия не одобрила идеи Серова. Как известно, заказ этот получил позже Сергей Коровин, но и он ограничился одними эскизами.
В середине лета 1894 года Серов, поехал с Константином Коровиным на север, – в Архангельск и на Мурман, откуда друзья привезли множество этюдов. Работая все время рядом, они до такой степени начали одинаково думать, чувствовать и видеть, что, разглядывая все эти этюды, – не легко было отгадать кому из них принадлежал тот или другой. Казалось, что в этом столкновении двух различных художественных темпераментов ни один не взял верх. Серов не раз признавался мне, что никто из его сверстников не производил на него столь обаятельного и гипнотизирующего впечатления, как именно Коровин. Он любил его особенно нежно, любил и ценил его исключительное живописное дарование, которое сверкало особенно ярко среди тогдашней неприглядной и грубой живописи. Но надо заметить, что северные этюды Серова совсем не демонстрируют каких-либо безусловно новых художественных приемов, которые нам не были бы известны по его прежним работам. Такие широко написанные этюды, размашистая, свободная живопись, смело брошенные на холст краски – все это можно найти в его Абрамцевских пейзажных этюдах. В них нет лишь одного, – той намеренной серости, того культа серебряных гамм и того смакования «вкусного мазка», которые появляются впервые в серии северных этюдов. Это несомненно идет от Коровина, первого русского «гурмана живописи», вынесшего свои приемы из Парижа, и заразившего ими вскоре всех своих московских друзей. Безграничное живописное дарование Коровина захлестнуло Серова своей заманчивой широтой и одурманивающей свободой, заставило забыть Чистяковские заветы о чистом цвете, о ясности и чеканке живописи. Отныне у него все чаще появляются серебристо-серые, а то и просто серые, уже без всякого серебра краски, и все реже встречается живопись по-прежнему ясная и по-старому звучная. Лучший из северных Серовских этюдов, – «Олень», – очень красив и совсем не беден по краскам. Он очень славился на выставке Мюнхенского Сецессиона, где был в свое время приобретен баварским принцем-регентом.
Перелом, совершившийся в искусстве Серова на севере, обозначился не сразу, в течение некоторого времени в его работах чередуются то серая, то все еще довольно красочна живопись. Но таких звучных по краскам вещей, как портрет В.С. Мамонтовой или «Девушка, освещенная солнцем», Серов уже больше не писал, и даже такие вещи, как портрет Таманьо или Коровина стали редки.
В последние годы жизни он признавался мне, что его гнетет мысль об утраченной им тайне красочной живописи, и он сознательно начал стремиться к тому, чтобы сбросить с себя «серость». Но об этом – впереди.
К числу ярких работ 1894-1895 г. относятся портреты Марии Васильевны Олив, урожденной Якунчиковой, и гр. Варвары Васильевны Мусиной-Пушкиной. Первый выдержан в чудесной густой гамме полутени и очень играет цветами, второй веселит синим узором обоев и живыми красками лица. Зато портрет гр. Василия Васильевича Капнист, написанный одновременно с последним, очень сер.
Лето 1895 г. Серов провел опять в Домотканове, где написал портрет жены и еще один портрет своей двоюродной сестры Марии Яковлевны Симонович, тогда уже Львовой, с которой когда-то тут же, в Домотканове, была и написана «Девушка, освещенная солнцем». Первый, несмотря на солнечное освещение, тускл и сер, особенно в зелени, второй же наоборот, цветист и ярок. Написанная осенью того же года прямо с натуры картина «Октябрь» очень благородна по гамме, хотя сдержанна по краскам [