— Тем лучше, — заметил он, — я не приучен к излишнему вниманию, да и сам расшаркиваться не люблю…
Нас разместили в удобном и очень уютном номере. Утром разбуженный мною Пикуль отправился к врачу, которая строго-настрого запретила больному на период акклиматизации выходить за пределы санатория.
— Ну что я тебе говорил… — жаловался мне нуждающийся в сострадании супруг. — Меня снова посадят в клетку.
Несмотря на запреты врачей, мы всё же совершали небольшие прогулки за территорию санатория. Причину Пикуль объяснял понятными словами: «Голод — не тётка». Дело в том, что Валентин Саввич не ходил в столовую санатория, облюбовав для «кушательных» дел расположенную неподалеку шашлычную.
И главным было не то, что здесь он ел что хотел, гораздо важнее было то, что он ел, когда хотел. Подстраивать свой режим под чужой распорядок — это для Пикуля было невыносимо.
В расположенной через дорогу «шашлычнице», негусто заселённой шофёрским людом, Валентина в первый же день узнали.
— Ой! Так вы же, по-моему, писатель Валентин Пикуль, — не то вопрошая, не то утверждая, воскликнула гостеприимная хозяйка заведения.
— Лукавить не вижу смысла, — принимая из её рук свой любимый «харчо», улыбнулся Валентин Саввич.
С тех пор нас всегда здесь ждали и принимали с заботой и подчёркнутым вниманием…
Природе иногда тоже ужасно хочется пофантазировать. И для этого она выбрала осень 1986-го. Как будто бы по волшебству прохладное осеннее ненастье сменилось почти летним теплом.
В один из таких дней, пересекая вместе с Валентином широкое шоссе, я заметила, что водитель большого грузовика, следовавшего по дороге, вёл себя как-то странно: почти по пояс высунувшись из окна кабины, всматривался в нашу сторону. Оглядев себя и всё вокруг, я не обнаружила ничего интересного. А когда мы свернули на лесную тропу, нас в лесу настиг запыхавшийся молодой человек.
— Валентин Саввич?.. — Это был водитель грузовика, который, оставив машину на дороге, бросился за Пикулем вслед, чтобы получить автограф.
— Как же вы меня узнали? — поинтересовался Пикуль.
— А я видел в августе ваше выступление по телевизору, мой друг записал его на кассету, и я только позавчера вновь просмотрел её… и вдруг вижу вас живьем. Это ж фантастика!
Встреча была приятной, и Валентин Саввич часто вспоминал о ней прежде всего потому, что здесь он единственный в жизни раз отошёл от своего правила и расписался не на книге, а на листке записной книжки читателя.
1 октября срок путёвок истёк.
В первый же вечер по приезде Валентин долго разбирал поступившую корреспонденцию, тёплые письма друзей и знакомых разбередили душу.
Я просила Валентина не спешить с работой, окрепнуть, намекая на то, что им и так уже многое сделано, что пора и нужно отдохнуть. Он не соглашался.
— Пойми, — говорил, — если обозначил и видишь свою цель, то надо идти к ней во что бы то ни стало. — И после паузы произнес: — Не хочу тебя огорчать, но здравый смысл указывает мне, что надо спешить, я это чувствую своим нутром…
Каюсь, в тот момент, видя постепенное, но значительное улучшение его состояния, я недооценила трагизма его слов.
А Пикуля эта мысль не отпускала. Видимо, в этот год написал он записку, найденную мною позднее в рукописи «Аракчеевщины»:
«Старость застигает человека врасплох. Нет, я ещё не хватаюсь рукой за сердце, но сердце само уже чувствует, что сроки диктуют поведение и стиль работы. Теперь речь не о том, чтобы сказать, время требует досказать».
Судьба отпустила Валентину Саввичу Пикулю ещё четыре творческих года. Говорю «творческих» потому, что вне работы он не представлял своего существования.
В этот год Валентина навестили два давно знакомых Сергея: Викулов и Журавлёв. Сергей Васильевич Викулов — поэт, фронтовик, главный редактор журнала «Наш современник». Понятно, что было о чём поговорить коллегам и ветеранам. Вспоминали общих друзей и знакомых, среди их имен звучали знаменитые — Сергей Орлов, Михаил Дудин, Николай Тихонов.
Несмотря на давнее сотрудничество с журналом, Пикуль не преминул высказать главному редактору свои претензии по поводу публикации «Нечистой силы».
— Как можно без ведома автора менять заглавие произведения, — наступал Пикуль, — тем более заимствовать у Арцыбашева «У последней черты»? Как можно было печатать роман с такими многочисленными и неудачными сокращениями? Но говорилось это, так сказать, к слову. Пикуль и сам понимал, что большинство его пожеланий — из области мечты о «свободе» слова в правовом государстве.
А в реальных условиях надо было смотреть на правду, какая она есть: публикация сильно «причёсанного» романа в журнале стоила его главному редактору поистине героических усилий, и, честно говоря, только после неё начались серьезные (и не серьёзные) разговоры о Пикуле… Тот, кто не знал его имени, — после выхода «У последней черты» узнал.
Сергей Викулов подарил Пикулю двухтомник избранных произведений в двух томах с дарственной надписью:
«Милые русичи Антонина Ильинична и Валентин Саввич, до глубины души тронут Вашим гостеприимством. Дай Вам Бог здоровья и общих успехов!»