Читаем Валентин Пикуль полностью

Придя домой, несмотря на раннее время, позвонила хорошо знакомым военным медикам — Ефиму Михайловичу Крепаку и Владимиру Корнеевичу Малышко. Утром они уже были у Пикуля и, ознакомившись с состоянием дел, дали совет отговорить Валентина от нерационального шага.

— Во-первых, не довезём, но главное — здесь аппаратура лучше госпитальной, — аргументировали они. Но хорошей здесь была не только аппаратура.

Доктор Алексей Фёдорович Пруткин неделю не отходил от постели больного Пикуля. Его первоначальная грубоватость по отношению ко мне быстро нашла понятное объяснение. Профессиональные и человеческие заботы о Пикуле превалировали над этикетом.

Более месяца Валентин Саввич не покидал реанимационную палату. Вынужденная пассивность тяготила его. По согласованию с врачами я частично удовлетворяла его тягу к книгам. Под этим надо понимать то, что вместо книг для чтения я ежедневно покупала и приносила ему новые альбомы по искусству, которые он, не напрягая зрения и не перетруждая сердце, с удовольствием просматривал.

В это время для знакомства с Пикулем приехал из Японии господин Судзукава. Довольно хорошо знающий русский язык, Судзукава-сан имел намерение взяться за перевод сентиментального романа «Три возраста Окини-сан». Врачи посчитали такую встречу нежелательной, и все «международные переговоры» по этому вопросу провела я, вручив гостю от имени Пикуля, кроме всего прочего, и необходимую ему для перевода книгу, достать которую в близких к своей родине дальневосточных регионах он не сумел. Помог японцу выйти на Пикуля и сопровождал его в Риге Виталий Гузанов, как и Пикуль, — бывший юнга. Это моё знакомство с Судзукавой-сан и его очаровательной супругой Наокой положило начало переписке Пикуля с его заочным японским знакомым.

Когда было разрешено посещение больного, Пикуля часто навещали друзья и знакомые. Приходивший регулярно Юрий Данилович даже запечатлел на фотоплёнку Пикуля в эти не лучшие в его жизни дни.

Навещал Валентина Саввича и протоиерей — отец Леонид (Абашев), с которым у Пикуля завязались контакты с трагических дней похорон моего сына Виктора.

— Простите, — обратился ко мне в коридоре больницы молодой человек, — можно вас попросить передать цветы Валентину Пикулю? Нет, мы не знакомы. Я знаком только с его книгами, — дал пояснение на мой вопрос, как теперь выяснилось, читатель…

Во второй половине августа Пикулю разрешили потихоньку вставать. Первое же посещение туалета, совмещённого с курилкой, расстроило меня пикулевской несерьёзностью.

— Мне бы сейчас пару раз затянуться, и у меня бы всё прошло, — мечтательно проговорил он.

Спустя несколько дней Валентин всё же заставил меня принести ему одну сигаретку, ультимативно заявив, что при моём отказе он опустится до унижения и выпросит её у кого-нибудь в курилке.

Немного окрепнув, Пикуль совершал вояжи в курилку, совмещая приятное с полезным и неполезное с приятным: пообщаться с людьми и «подышать свежим дымом».

21 августа телеинтервью Татьяны Земсковой пошло в эфир. Многие больные с удивлением смотрели на экран, где на вопросы ведущей пространно и интересно отвечал писатель Валентин Пикуль, тот самый, с которым они недавно разговаривали в курилке.

Я смотрела передачу вместе со всеми в коридоре больницы, а Пикуль, верный своему принципу — не читать и не смотреть ничего о себе, — лежал в своей палате.

На следующий день многие подходили к Пикулю и говорили тёплые, душевные слова.

Пребывание в больнице продлилось до 8 сентября.

<p>На перекрёстках, дорогах и тропинках</p>

Наконец наступил тот долгожданный день, когда Валентина Саввича решили выпустить из больницы. Маршрут его был строго определён — он направлялся в санаторий Яунке-мери, в кардиологическое отделение, на долечивание.

Накануне отправки в санаторий Пикуля на один день его отпустили домой, чтобы собрать необходимые вещи. Отпустили с большой неохотой, и то только потому, что расстояние от больницы до дома не более 200 метров. Не торопясь, мы преодолели этот путь. Подойдя к дому, Валентин Саввич сказал мне:

— Видишь, какой я теперь стал ходок. Так не люблю быть для кого-то обузой…

Я пыталась его успокоить, но когда мы вошли в подъезд, меня охватило сильное волнение: лифт не работал. В этом году почему-то все механизмы были против Пикуля. С затаённым страхом (а вдруг что случится?), медленно, с большим трудом и напряжением мы поднялись на третий этаж.

Вошли в кабинет. Валентин Саввич обвёл взглядом корешки книг, положил руки на стеллаж.

— Ну вот, я снова с вами. Значит, будем жить и работать.

Осторожно перемещался Пикуль из комнаты в комнату, брал в руки то одну, то другую книгу и подолгу, будто впервые, рассматривал каждую…

Поздно вечером мы вернулись в больницу, чтобы утром под присмотром врача отправиться в Яункемери — курортный городок на Рижском взморье.

Доехали без приключений, если не считать того, что, немного заблудившись, долго не могли найти поворота с дороги на санаторий.

Никто нас не встречал, что меня немного разочаровало, а Пикуля обрадовало.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии