Валентин Пикуль

«Приехал ко мне литературный критик после выхода романа “Слово и дело” (Пикуль назвал фамилию. — А. П.) и говорит: “Хотите, я напишу о вас книгу и опубликую, только вы мне её оплатите. Короче, дайте взятку”. После этих слов я его так “шуранул”, что от него теперь ни слуху, ни духу.

А один высокопоставленный чиновник от литературы предлагал мне другой вариант лицемерия: “Вы сами напишите книгу о себе, а я возьму заботы по её опубликованию”. “Под чьим именем?” — почти с нескрываемым ехидством спрашиваю я, желая пощекотать его заснувшую совесть. “Под моим и вашим”, — спокойный, уверенный ответ доказывал, что щекотать было некого.

“Нет уж, — подумал я, — пусть обо мне ничего не будет сказано, но на такие подлоги я не способен. Что же это за книга какого-то автора, если она надиктована мной на его магнитофон? От таких подходов страдают только читатели. Обо мне в печати или плохо, или ничего. Слава богу — не как о покойнике. Значит, живу. Значит, будут новые книги. И, надеюсь, читатель поймёт, что в каждом моём романе есть вымышленный герой, через мировоззрение и взгляды которого я пытаюсь пронести свои идеи, поступки, оценки происходящих событий”. Недаром одна редактриса, хорошо знавшая меня по совместной продолжительной работе, бросила упрёк: “Валентин Саввич, перестаньте описывать самого себя, берите примеры из жизни…”

А я, наоборот, пытаюсь сравнивать каждого любимого героя с собой и часто наделяю его своими чертами характера».

Инфаркт

Заканчивающееся первое полугодие 1986-го, наполненное напряжённым трудом, давало писателю немало удовлетворения: закончен и подготовлен к печати роман «Каторга», полностью завершена работа над первой частью книги о разведчике «Честь имею», написано несколько исторических миниатюр.

На настроении Пикуля, по крайней мере внешне, не отразился даже оскорбительно-бестактный выпад против него В. Каверина, опубликовавшего в «Литературной газете» от 18 июня статью под названием «Взгляд в лицо». Валентин Саввич не отреагировал на эти уколы. Но как часто бывало, статья вызвала реакцию читателей. Они требовали извинений перед Пикулем, и на полученный из редакции ответ о том, что «это не более чем личное мнение» Каверина, резонно замечали: «Всё дело в том, что “личное мнение” В. Каверина с высокой трибуны “Литературной газеты” доносится до читателей всей страны, а всех, думающих иначе, на страницы газеты не допускают. Таким образом, газета оскорбляет Валентина Пикуля и всех его читателей и почитателей на всю страну без права защищаться».

А Пикуль и не собирался защищаться, он продолжал писать.

Только что купленная мною книга Андрея Никитина «Точка зрения» пришлась ему по душе. «Талантливый писатель, хорошо знающий и превосходно чувствующий эпоху. С его выводами я вполне согласен», — заключил Пикуль, проштудировав книгу.

Тогда и вынес автор на первый лист будущего романа цитату из этой книги: «Почему мы об этом ничего не знаем? А почему мы должны об этом знать? Можно удивляться, что мы вообще что-то знаем о том времени!»

Несмотря на «некруглость» даты своего очередного дня рождения, Валентин Саввич принимал поздравления от друзей и почитателей. Но это было 14 июля, потому что накануне мы с Валентином уединились, совершив небольшое путешествие в живописную Сигулду.

15 июля на концерт Аллы Пугачёвой мы отправились вдвоём с Мариной.

С концерта я торопилась домой, зная, что предстоит встречать гостей: к Валентину обещал зайти приехавший из Киева в Ригу Николай Пикуль с женой Людмилой. Родственник по отцовской линии.

Весь вечер провели в разговорах и воспоминаниях. Хотя и не очень ярко, в сознании Валентина Саввича всплывали картины далёкого детства: короткое пребывание в украинском местечке с названием Кагарлык, добрые ласковые руки дяди — двоюродного брата Саввы Михайловича. Тепло расстались где-то к полуночи. Валентин Саввич долго не мог заснуть. То ли нахлынувшие впечатления, то ли… комары.

После короткой борьбы «врукопашную» Валентин поднялся, чтобы (как пошутил) «ввести главные силы ПВО». Он встал на кровать и, подняв руку, брызнул из баллончика с дихлофосом в пространство над шкафом. В тот же момент вскрикнул и медленно осел на кровать, обхватив грудь руками. Я помогла прилечь, открыла окна. Валидол и нитроглицерин не улучшали состояния. Валентин трудно дышал, лицо было бледное, руки и ноги холодные. Не слушая его протестов, вызвала «скорую»…

Озабоченные врачи, констатировавшие многоочаговый инфаркт, хлопотали над Пикулем. Состояние его не улучшалось.

Заключение медиков: надо срочно ехать в больницу.

— Я еду с тобой, — склонившись над ним, прошептала я.

— Доченька, не расстраивайся, я сильный, выкарабкаюсь, — слова давались Пикулю с болью.

Его поместили в реанимацию первой городской больницы, расположенной совсем рядом с домом. В реанимацию меня не пустили.

Был пятый час утра — день только зарождался… Я шла домой и в ушах у меня звучали слова Валентина, сказанные при расставании:

— Забери меня отсюда, я хочу в военно-морской госпиталь.