Читаем Валентин Пикуль полностью

Как и обещал Макс Эйльбронн, он добросовестно собрал и переслал Пикулю опубликованные во французских газетах и журналах рекламы, статьи и заметки, содержащие информацию о вышедшей книге («Пером и шпагой» — во французском варианте «Le Chevalier D’EON») и её авторе.

Поверьте мне на слово: ни по количеству, ни, сами понимаете, «по качеству» отзывы французских литературных профессионалов несоизмеримы с материалами, посвященными Пикулю и публиковавшимися в отечественных источниках.

И это при всём при том, что во Франции вышла всего одна книга дотоле неизвестного автора без всякой предварительной рекламы.

Вот так и звучит это по-французски: «Се ля ви!»

Дальнейшее сотрудничество по «Битве железных канцлеров» неожиданно и нелепо оборвалось. Разменявший девятый десяток человек приехал в Союз, чтобы встретиться с Пикулем. Одно из посланных им из Москвы писем, то ли по случайности, то ли по закономерности, то ли по запланированному умыслу, пришло спустя несколько дней, как убыл на родину раздосадованный Эйльбронн.

На его корректное письмо с сожалениями о несостояв-шейся встрече Валентин Саввич не ответил.

Подавленный случившимся, мне он объяснил свою позицию:

— Я не могу оправдываться. Оправдываться — означает отстаивать правду. А в данной ситуации правдой и не пахнет. Налицо только беспорядок, безответственность и вина, причём не моя. За них надо наказывать, а не оправдываться. Но это не в моей компетенции. Всё это я говорю только тебе. Француз такие вещи не поймет никогда.

Грустью и теплотой веет от стопки писем, вырезок французских газет и фотографии вовковского портрета, с которого смотрит на нас пожилой мужчина — Макс Эйльбронн — переводчик и издатель, человек, открывший своим землякам и соотечественникам русского писателя Валентина Пикуля.

<p>Молчаливый финиш</p>

В этом коротком рассказе сосредоточу своё и ваше, читатели, внимание на завершающем этапе работы Пикуля над романом «Каждому своё».

В ежедневных подробных дневниковых записях отражена вся её довольно загадочная динамика.

Можно встретить такое: у В С — 97 страниц.

Запись следующего дня: у В С — 68 страниц.

Это не опечатка — это работа. Просто автор вернулся назад, что-то сократил, что-то выбросил, что-то изъял для того, чтобы переставить данный материал в другое, более целесообразное, по его мнению, место.

Различные по размеру и уверенности шаги чередовались с небольшими остановками и отступлениями на полшага назад. Из них и состоял путь, ведущий к намеченной цели.

Валентин закончил первую часть — «Гражданин Моро», начал писать пролог ко второй — «Сопротивление».

Полшага назад: две ночи переделывал конец первой части.

И снова вперёд — до следующего творческого препятствия.

«Что я знаю об Аустерлице? Очень долго застрял на этой главе…» — эти слова, отражающие реалии, должны были войти в роман, как авторское отступление. Но, сдвинувшись с мёртвой точки, Пикуль так и оставил их только в черновике.

Приступив к написанию третьей части — «Под шелест знамен», — Валентин параллельно начисто перепечатывает в трёх экземплярах уже готовый материал и даёт мне для вычитки.

Третья часть — заключительная. Живу в предвкушении финала.

18 апреля утром я заглянула в его кабинет. Привычной записки не было, но на столе лежала рукопись, с которой я моментально считала главное: окончена 17 апреля 1983 года.

Только боязнь разбудить своего «трудягу» заставила сдержать радостные эмоции.

«Поздравлю с успехом вечером или когда позвонит на работу и сообщит о победе». Но странное дело — за весь день от Валентина нет ни одного звонка. Я тоже не звоню: вдруг ещё спит, утомлённый физической и психологической напряженностью. Я же не знаю, когда он лёг. Может, опять поздно утром. Приход домой нисколько не рассеял моего недоумения. Валентин Саввич, «развалив» рукопись по всему столу и даже стульям, задумчиво перебирал и просматривал отдельные стопки листов.

Я ни о чём его не спросила, поскольку ни его лицо, ни состояние, ни само занятие не выражали сколь-нибудь законченной удовлетворённости.

Так всё и продолжалось: Валентин Саввич правил и перепечатывал начисто роман, а я его вычитывала.

Когда притворство непривычно, тогда оно мучительно. Я не выдержала.

— Так ты поставил последнюю точку? — Вопрос касался окончания романа.

— Вроде бы и поставил, но… многоточие. — Пикуль ответил не сразу. — Понимаешь… есть ощущение, что… как бы это образней сказать?., что на полотне не хватает самого последнего «брюлловского» мазка.

Этот мазок красивой бабочкой ещё витал где-то в небесах, но через некоторое время он всё же оказался в сачке Пикуля. Прочтя информацию в газете, натолкнувшую его на нужную мысль, Валентин Саввич написал эпилог — мнимое интервью. Озабоченность сошла с лица писателя.

Роман закончен. Вот теперь можно кричать «Ура!».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии