Читаем Ваксберг А.И. Моя жизнь в жизни. В двух томах. Том 2 полностью

Со Степаном Петровичем Адушкиным мы провели полдня в бестолковой, ничего не давшей беседе. От существа дела он уклонялся. Предпочитал глубокомысленно молчать, когда я, раскрывая журналистские карты, излагал свою версию. Тяжело вздохнул в ответ на мою реплику: «Да вы же сами знаете, что я прав!» Не отверг, не возмутился, а только вздохнул… И сразу же повернул разговор в другое русло, ничуть не менее мне интересное: он собирал, как выяснилось, редчайшие документы и фотоснимки к биографии Анатолия Федоровича Кони, которые каким-то образом оказались на Тамбовщине через вторые и третьи руки. Показал мне два больших альбома, пачку писем, вложенных в плотный конверт… Я с понятным каждому интересом разглядывал его раритеты, но стоило заикнуться о деле, которое меня к нему привело, Адушкин сразу же доставал из шкафа еще одну пачку пожелтевших, бечевкой связанных писем или с дотошной подробностью начинал объяснять, кто изображен на выцветших фотографиях.

— Вопросов к вам у меня нет, — сказал я Найденову. — Мне все понято.

— Да ничего вам не понятно, — засмеялся он. — И вопросов у вас сколько угодно. На один могу ответить сразу: почему я так открыто беру его под защиту? Потому что он один из немногих, кто имеет мужество бороться с коррупцией, не взирая на лица. Можете представить, как он досадил местному руководству. С ним давно готовы расправиться, да все повода не было. Теперь — появится. Хотите вы или нет, спасибо вам скажут только мерзавцы. Вот и подумайте: кто выиграет от вашего очерка?

Я подумал: выиграет правда. На беде, так нередко бывает, греют руки бесчестные люди — значит ли это, что о ней лучше молчать?

— Доверьтесь моему опыту. И моей информации. — Сарказм исчез, и тон уже не казался мне командирским. — В деле, которое вас тревожит, исправить что-то уже невозможно. Время упущено, улики все уничтожены, новое следствие не даст ничего. Как юрист вы знаете это не хуже, чем я… Поймите меня правильно… Нам есть кого гнать с прокурорской работы. Неужели начнем не с худших, а с лучших?

В этих доводах было что-то серьезное, но стать участником сговора, какие бы цели он ни преследовал, мне никак не хотелось.

— Благодарю за доверие, — сказал я, прощаясь, — но обещать ничего не могу. Каждый на своем месте исполняет свой долг.

Он возразил:

— У нас общий долг. Только мы исполняем его разными средствами.

На том и расстались. От беседы остался горький осадок. Было в ней слишком много тумана. Недосказанность при видимой прямоте. Человек был явно незаурядный — с такими прокурорами мне встречаться еще не приходилось. Но отказаться от выступления, справедливость которого очевидна?! Для чего? Почему?

О нашей беседе я рассказал Сырокомскому. Очерк ему очень понравился, к тому же он вел номер, а каждому редактору номера непременно хочется иметь какой-нибудь «гвоздь». Но слова Найденова, пусть и в моем пересказе, его чем-то задели.

— Может, он прав? — вслух размышлял Виталий. — Найденов, по-моему, не похож на зажимщика критики. Мне самому жалко снимать материал, но в такой ситуации лучше прислушаться. Пострадай немного, не настаивай на публикации. Напишешь другой, еще острее. Зато… — Он подыскивал более гибкое выражение. — Редакции не помешает заиметь там своего человека.

Своим — то есть ручным — Найденов не стал. И стать им не мог: не тот человек! А очерк погиб…

Я позвонил Найденову, понуро обрадовал: публикации не будет.

— Спасибо, — без эмоций отреагировал он. — Заезжайте.

— Что вы все бьете по мелюзге? — иронически прищурившись, спросил, когда я заехал. — Частный случай, нетипичная история… Просто смешно.

Не рассказывать же ему про наши маленькие хитрости, про то, как воспринимает читатель наши «нетипичные истории». Он прочел мои мысли.

— Пройденный этап, заезженная пластинка, пора ее менять, пока не надоело. Имею сюжет, который вам по плечу. Только для вас! Хотите? — Я понял: он пытается прикрыть шуткой что-то очень важное для себя. — Коррупция в огромных масштабах. Замешаны члены ЦК. Хотите?

Это было так неожиданно, так необычно, что я растерялся. Надо было сразу сказать: да, конечно, — взять материал, а уж потом разбираться. А я — простить себе не могу! — сказал другое:

— Я должен сначала посоветоваться с главным редактором.

— Ну, советуйтесь, — насмешливо протянул он. — Валяйте…

Я посоветовался.

— Вы что, спятили вместе с вашим Найденовым? — обрезал меня Чаковский.

— Редакция решила пока воздержаться, — перевел я по телефону ответ Чаковского на более кабинетный язык.

— С чем вас и поздравляю, — подытожил Найденов. — Струсили… Впрочем, другого я и не ожидал.

Перейти на страницу:

Все книги серии Моя жизнь в жизни

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии