— Не очень-то легко сегодня решиться на фильм, где нет политической фразеологии, ложного глубокомыслия и левацких загибов. Всякого там… Вы меня извините… Всякого там коммунизма, троцкизма, маоизма, анархизма… Чего еще? Геваризма? О Боже!.. Продюсеры, распространители просто взбесились: дайте нам политику! Дайте нам левизну! Публика требует! Политику вперемежку с эротикой. Порнографию — с революцией. Голое тело, соитие — крупным планом — и зажигательные революционные речи. Публика требует? Естественно — что вы ей навязываете, того она и требует. А в моем фильме ничего этого нет. Ни одной скабрезной сцены, ни одного грубого слова. Он идет против моды, против течения. Я никогда никого не обслуживал. Даже продюсеров. И никому не потакал. Даже зрителю. Не нравится — не смотри… — Вдруг он прервал свою исповедь — мне показалось, что ему неловко своей откровенности: ведь мы виделись в первый раз. — Послушайте, я стар, но я не утратил вкуса к жизни. Любовь для меня не абстракция, а праздник. Но зачем на ней спекулировать? Зачем пробуждать в человеке животное? Я хотел показать, что бывает и другое искусство.
Имя Витторио Де Сика, как ни печально, давно уже не на слуху. Нельзя сказать, что его забыли, но и он сам, и его фильмы остались в далеком прошлом: уже как минимум два поколения живут другими проблемами, другой эстетикой, другими эмоциями. И тянутся к другим звездам экрана. Совсем не к тем, кого открыл Де Сика. А в семьдесят четвертом, когда мы с ним встречались, это был все еще действующий, никем не оттесненный кумир — один из отцов неореализма, чья великая эпоха уже подходила к концу. Еще все помнили снятые им великие ленты. И особенно заглавную роль, которую он сыграл в «чужом» фильме — «Генерал делла Ровере». Я осознавал, что судьба подарила мне встречу с последним из могикан. Пусть с одним из последних. Но реальный Де Сика, который с таким дружелюбием принял меня в своем доме, — праздничный, благоухающий, безупречно одетый, полный энергии и распиравших его чувств, — этот Де Сика никак не походил на реликт, для встречи с которым я себя психологически подготовил.
— Я борец, — сказал он мне. — Да, борец, — пожалуйста, не удивляйтесь. Но формы борьбы многоообразны. Сегодня фильм, поэтизирующий чистые человеческие чувства, это фильм, который вступил в борьбу с потоком пошлости и политической трескотни. Не всегда удается сказать то, что думаешь. Важно не говорить то, чего не думаешь. При определенных условиях это тоже оказывается способом борьбы.
«При определенных условиях» Де Сика поступал именно так. В фашистские времена он поставил фильм «Дети смотрят на нас» — мужественное отрицание официальной риторики и той самой политической трескотни, которая всегда его раздражала. Он не выступал открыто против фашизма, но решительно уклонился от лестного предложения Геббельса снять картину в поверженной Праге. После войны, бедствуя, он имел возможность заключить выгодный контракт с американским продюсером. Но непременным условием контракта было приглашение на главную роль популярного тогда комика Кэри Гранта, а это обрекало режиссера на создание стандартной дешевки. Он отказался — и снял «Похитителей велосипедов».
— Если верить рептильной критике, я только и делал, что показывал задворки, смаковал недостатки, копался в грязном белье и даже наносил оскорбление национальному достоинству своего народа. Их (с каким неповторимым сарказмом произнес он это самое «их»!..) беспокоило вовсе не то, что задворки вообще существуют, а то, что они обнажены. Вам хочется, спрашивал я, чтобы не выпускались фильмы о страданиях, бедности, о жестокости власти и продажности юстиции? Прекрасно! Устраните все это… Ну, все эти… Недостатки! Устраните их в жизни, и они исчезнут с экрана. Но они, как видите, не исчезли. В жизни… И значит — в искусстве. Только стали иными. Не столь обнаженными. Не столь кричащими. Но от этого не менее трагическими.
Его чтил весь цивилизованный мир, а дома он слышал хулу и насмешки. Насмехались над «Шушой», трагической лентой о детях — жертвах войны. Специально подобранная публика освистала фильм на премьере, и продюсер в отчаянии поспешил распродать по дешевке все его копии, чтобы как-то компенсировать затраты. Прошел годили два, и обладатели этих копий нажили на них миллионы: фильм с триумфом прошел по экранам мира. Для «Похитителей велосипедов» нашелся в Риме один только зал, но поперек скромной афиши фильма Де Сика красовалась броская, зазывная реклама следующей премьеры — американского боевика «Дуэль на солнце». По всему городу томно улыбалась с рекламных щитов Дженифер Джоунз, исполнительница главной роли в этой заурядной, пошленькой мелодраме, а плакаты, приглашавшие на «Похитителей велосипедов», куда-то исчезли.
— Это было подло, гадко и оскорбительно, — вспоминал Де Сика. — Главное — оскорбительно. Силы были неравны, но должен же был я что-то делать!.. Хоть что-то… Человек не имеет права молчать, когда его оскорбляют. Иначе… — Похоже, он не нашел подходящего слова. — На подлость надо ответить поступком.