Ваксберг А.И. Моя жизнь в жизни. В двух томах. Том 2

И все же самым дорогим для меня приобретением в результате драматичной и счастливой поездки в Лондон в феврале восемьдесят восьмого стал Джон Робертс. Чем старше, тем труднее заводить новых друзей. Чужой опыт свидетельствует, что это вообще почти невозможно. Мне, кажется, посчастливилось стать исключением. Притом — на последнем витке, когда дружеский круг неотвратимо сужается, но уж никак не становится шире. Именно тогда я обрел тех, кто прочно и счастливо вошел в мою жизнь. Джон Робертс — один из них. И возможно — самый надежный.

С Дэвидом Корнуэллом судьба когда-то связала его на общей служебной ниве, только Джон, выпускник Оксфордского колледжа, специализировался по России и освоил блестяще русский язык. Вопреки всем стереотипам советской пропаганды такие специалисты навсегда влюбляются в страну, которую изучают, — влюбленность Джона в Россию, в ее культуру, в ее историю известна всем, кому посчастливилось с ним сотрудничать, а тем более с ним дружить: все это самые достойные, самые уважаемые имена в русской литературе и в русском искусстве.

За годы своего директорства в Ассоциации «Великобритания — СССР» он собрал там цвет английского истеблишмента для наведения мостов в тогда еще загадочный, закрытый, ко всему подозрительный мир, где соответствующие службы и высокие инстанции смотрели на него как на лазутчика, диверсанта, совратителя душ. А он делал свое дело — благодаря его усилиям десятки деятелей советской науки и культуры посетили Британию, установили личные контакты со своими коллегами, — когда пришла пора перестройки, когда надо было растопить лед и установить человеческие отношения с бывшим «противником», Горбачеву и его команде хоть на этом «участке» не пришлось ничего начинать с нуля: Джону Робертсу достаточно было обратиться по нескольким, хорошо ему известным адресам, и все откликались, все хотели приобщиться к его новым перспективным проектам.

В одном из них участвовать довелось и мне: по приглашению Ассоциации мы вместе с Эдуардом Сагалаевым объехали несколько британских городов, рассказывая о том, с каким трудом и все-таки неуклонно реализуется в перестроечной стране право граждан на свободный доступ к информации. С нами был и один из авторов проекта нового закона о печати Владимир Энтин. Аудитория не только внимала ораторам, но вступала в дискуссию — с такой взволнованной заинтересованностью, как будто речь шла о событиях у себя дома, а не в далекой и все еще очень загадочной советской державе.

С Джоном Робертсом мне довелось работать и в более тесном контакте: Джон и жена его Лиз перевели на английский мою книгу «Советская мафия», так и не нашедшую издателя на родине автора, зато увидевшую свет более чем в десятке стран. В Англии ее снова издал лорд Уайденфельд.

Имя Джона Робертса открывает множество дверей — и в России, и в Англии. Он всеми любим, — всеми, кто хоть раз его видел и слышал. Уйдя на пенсию, Джон и Лиз своими руками построили крохотный домик в шотландских горах, уединившись там для того, чтобы избавиться от суеты. От суеты, но не от дел, которые продолжают волновать Джона ничуть не меньше, чем раньше. Недавно я провел там два дня: из окон этого домика почти не видно никакого другого жилья, только одинокие огоньки у горизонта а так все горы и горы…

Но весь мир все равно перед глазами. Спутниковая антенна позволяет видеть до полусотни программ на телеэкране, компьютеры и телефон поддерживают связь со множеством людей в разных странах. В России — прежде всего: ведь Джон стал директором попечительского совета нашей прославленной «Иностранки» — Библиотеки Иностранной литературы, руководимой Екатериной Юрьевной Гениевой. Все начинания последних лет, в том числе создание Английского и Французского культурных центров, задуманы и осуществлены этим дуэтом: никак не меньше двух раз в году Джон прилетает в Москву и проводит здесь по несколько недель.

Его вклад в развитие российской культуры (кажется, так это называется на официальном жаргоне) огромен, но что сделала Россия, чтобы его достойно отметить? У нас воздают (опять этот канцелярит!) лишь тем, кто сам о себе упорно и назойливо напоминает. Вот уж на что Джон органически не способен! К тому же, я в этом уверен, за ним тянется длинный хвост в секретных лубянских досье: этот «шпион», на дух не выносивший официальных делегаций, всегда приглашавший не тех и друживший не с теми, не мог не быть на примете у зорких советских спецслужб. То есть у тех, кто и сейчас у руля: все те же, все те же… Или их лучшие ученики…Те, что ничему не научились и ничего не забыли.

Джон проживет, разумеется, и без официальных признаний. Он признан не властью — старой ли, новой ли, — а теми «частными лицами», которые для него и есть истинная Россия. Большего признания ему, я знаю, не нужно. Он человек, а не должность.

Глава 37. Троянский конь